Книга:Манифест Коммунистической партии

Карл Маркс и Фридрих Энгельс

Призрак преследует Европу - призрак коммунизма. Все державы старой Европы объединились в священной охоте против этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские.

Где та оппозиционная партия, которую ее правящие оппоненты не назвали бы коммунистической, где та оппозиционная партия, которая не бросила бы в ответ клеймо коммунизма как более продвинутым членам оппозиции, так и их реакционным противникам?

Из этого факта вытекают две вещи.

Коммунизм уже признан всеми европейскими державами как сила.

Коммунистам давно пора открыто изложить перед всем миром свои взгляды, свои цели, свои тенденции и противопоставить сказке о призраке коммунизма манифест самой партии.

С этой целью коммунисты самых разных национальностей собрались в Лондоне и составили следующий манифест, который будет опубликован на английском, французском, немецком, итальянском, фламандском и датском языках.

Предисловия

Предисловие к немецкому изданию 1872 года

На съезде, состоявшемся в Лондоне в ноябре 1847 года, Лига коммунистов, международная рабочая ассоциация, которая в условиях того времени могла быть, конечно, только тайной, поручила нижеподписавшимся составить подробную теоретическую и практическую программу партии, предназначенную для общественности. В результате появился «Манифест», рукопись которого была отправлена в Лондон для печати за несколько недель до Февральской революции. Впервые опубликованный на немецком языке, он был перепечатан на этом языке по меньшей мере в двенадцати различных изданиях в Германии, Англии и Америке. На английском языке она впервые появилась в Лондоне в 1850 году в «Красном республиканце» в переводе мисс Хелен Макфарлейн, в 1871 году - в трех разных переводах в Америке, на французском - сначала в Париже незадолго до июньского восстания 1848 года, а в последнее время - в нью-йоркском «Le Socialiste». В настоящее время готовится новый перевод. На польском языке в Лондоне вскоре после первой немецкой публикации. Русский - в Женеве в шестидесятые годы. Вскоре после публикации она была переведена на датский язык.

Как бы сильно ни изменились обстоятельства за последние двадцать пять лет, общие принципы, разработанные в этом «Манифесте», сохраняют свою актуальность и сегодня. Отдельные моменты могут быть улучшены то тут, то там. Практическое применение этих принципов, заявляет сам «Манифест», будет зависеть везде и всегда от обстоятельств, складывающихся в истории, и поэтому в конце раздела II не делается особого акцента на революционных мерах. Во многих отношениях этот отрывок сегодня читался бы иначе. По сравнению с огромным развитием крупной промышленности за последние двадцать пять лет и прогрессирующей вместе с ней партийной организацией рабочего класса, по сравнению с практическим опытом сначала Февральской революции, а тем более Парижской коммуны, где пролетариат впервые в течение двух месяцев удерживал политическую власть, эта программа сегодня местами устарела. В частности, Коммуна доказала, что «рабочий класс не может просто взять в руки готовую государственную машину и привести ее в движение для своих целей». (См. «Гражданская война во Франции. Выступление Генерального совета Международной ассоциации труда», немецкое издание, стр. 19, где это развивается). Кроме того, очевидно, что критика социалистической литературы на сегодняшний день является неполной, поскольку она восходит только к 1847 году; точно так же замечания о позиции коммунистов по отношению к различным оппозиционным партиям (раздел IV), хотя и остаются верными в своих основных чертах сегодня, уже устарели в своем исполнении, поскольку политическая ситуация полностью изменилась, и исторические события устранили большинство перечисленных там партий.

Однако «Манифест» - это исторический документ, который мы уже не имеем права менять. Возможно, позднее появится издание, сопровождаемое введением, которое поможет преодолеть разрыв между 1847 годом и современностью; нынешняя публикация появилась слишком неожиданно, чтобы у нас было на нее время.

Лондон, 24 июня 1872 г.

Карл Маркс, Фридрих Энгельс

Предисловие к русскому изданию 1882 года

Первое русское издание «Манифеста Коммунистической партии» в переводе Бакунина появилось в начале шестидесятых годов в типографии «Колокол». В то время Запад мог воспринимать его («русское» издание «Манифеста») только как литературный курьез. Сегодня такой взгляд был бы невозможен.

То, какую ограниченную территорию занимало пролетарское движение в то время (декабрь 1847 года), наиболее ярко показано в заключительной главе «Манифеста»: положение коммунистов по отношению к различным оппозиционным партиям в разных странах. Россия и Соединенные Штаты здесь отсутствуют. Это было время, когда Россия составляла последний резерв европейской реакции в целом; когда Соединенные Штаты поглощали пролетарское засилье Европы за счет иммиграции. Обе страны снабжали Европу сырьем и в то же время были рынками сбыта ее промышленной продукции. Обе страны были тогда, так или иначе, опорой существующего европейского порядка.

Как все изменилось сегодня! Именно европейская иммиграция позволила Северной Америке произвести огромное количество пахотных земель, конкуренция с которыми потрясла европейское землевладение - большое и малое - до самых его основ. Она также позволила Соединенным Штатам использовать свои огромные промышленные ресурсы с такой энергией и в таких масштабах, которые вскоре должны были нарушить промышленную монополию, которой до сих пор пользовалась Западная Европа и, в частности, Англия. Оба обстоятельства оказали революционное воздействие на саму Америку. Мелкое и среднее землевладение фермеров, основа всей политической конституции, постепенно уступает конкуренции гигантских ферм; в промышленных районах впервые одновременно развиваются массовый пролетариат и чудесная концентрация капитала.

А теперь Россия! Во время революции 1848/49 годов не только европейские принцы, но и европейская буржуазия нашли в вмешательстве России единственное спасение от вновь пробуждающегося пролетариата. Царь был провозглашен главой европейской реакции. Сегодня он - военнопленный революции в Гатчине, а Россия составляет авангард революционного действия Европы.

Задача «Коммунистического манифеста» состояла в том, чтобы провозгласить неизбежность скорого распада современной буржуазной собственности. В России же, в противовес быстро расцветающему капиталистическому мошенничеству и развивающейся буржуазной собственности на землю, мы находим большую половину земли в общей собственности крестьян. Возникает вопрос: может ли русская община, хотя и сильно подорванная форма древней общей собственности на землю, перейти непосредственно в высшую форму коммунистической общей собственности? Или, наоборот, она должна сначала пройти тот же процесс распада, который характерен для исторического развития Запада?

Единственный возможный ответ на этот вопрос сегодня таков: Если русская революция станет сигналом для пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, тогда нынешняя русская общая собственность на землю может послужить отправной точкой для коммунистического развития.

Лондон, 21 января 1882 г.

Карл Маркс, Ф. Энгельс

Предисловие к немецкому изданию 1883 года

Предисловие к настоящему изданию я, к сожалению, вынужден подписать один. Маркс, человек, которому весь рабочий класс Европы и Америки обязан больше, чем кому-либо другому, - Маркс покоится на кладбище в Хайгейте, и первая трава уже растет над его могилой. После его смерти уже не может быть и речи о пересмотре или дополнении «Манифеста». Тем более я считаю необходимым еще раз четко заявить следующее.

Основная идея «Манифеста»: что экономическое производство и социальная организация каждой исторической эпохи, неизбежно вытекающая из нее, составляют основу политической и интеллектуальной истории этой эпохи; что, соответственно, (со времени уничтожения древней общей собственности на землю) вся история была историей классовой борьбы, борьбы между эксплуатируемыми и эксплуататорами, господствующими и господствующими классами на различных ступенях общественного развития; Но то, что эта борьба достигла такой стадии, когда эксплуатируемый и угнетаемый класс (пролетариат) уже не может освободиться от эксплуатирующего и угнетающего его класса (буржуазии), не освободив в то же время навсегда все общество от эксплуатации, угнетения и классовой борьбы, - эта фундаментальная идея принадлежит исключительно и только Марксу.

Я уже не раз говорил об этом; но именно сейчас необходимо, чтобы это появилось и в самом «Манифесте».

Лондон, 28 июня 1883 г.

F. Энгельс

«Эта идея, - говорю я в предисловии к английскому переводу, - которая, по моему мнению, призвана установить для исторической науки тот же прогресс, который теория Дарвина установила для естествознания, - мы оба постепенно подошли к этой идее за несколько лет до 1845 года. О том, насколько самостоятельно я двигался в этом направлении, свидетельствует моя работа «Положение рабочего класса в Англии». Но когда я снова встретил Маркса в Брюсселе весной 1845 года, он уже закончил разработку этой идеи и изложил ее мне в словах, почти столь же ясных, как те, в которых я изложил ее выше. (Примечание, впоследствии добавленное Энгельсом к немецкому изданию 1890 года).

Предисловие к английскому изданию 1888 года

Манифест» был опубликован как платформа Лиги коммунистов, первоначально исключительно немецкой, а затем международной ассоциации рабочих, которая в политических условиях европейского континента до 1848 года неизбежно была тайной организацией. На съезде Лиги, состоявшемся в Лондоне в ноябре 1847 года, Марксу и Энгельсу было поручено выступить с инициативой публикации полной теоретической и практической партийной программы. Рукопись, написанная на немецком языке, была отправлена в Лондон для печати в январе 1848 года, за несколько недель до Французской революции 24 февраля. Французский перевод был опубликован в Париже незадолго до июньского восстания 1848 года. Первый английский перевод, приобретенный мисс Хелен Макфарлейн, появился в журнале Джорджа Джулиана Харни «Красный республиканец» в Лондоне в 1850 году. Также были опубликованы датское и польское издания.

Подавление Парижского восстания в июне 1848 года - первой великой битвы между пролетариатом и буржуазией - на время отодвинуло социальные и политические устремления европейского рабочего класса на задний план. С тех пор, как и в период до Февральской революции, борьба за господство вновь велась исключительно между различными группами собственников; рабочий класс ограничивался борьбой за политическое пространство и положением крайне левого крыла радикальной буржуазии. Там, где независимые пролетарские движения продолжали подавать признаки жизни, они безжалостно подавлялись. Например, прусская полиция выследила центральную организацию Лиги коммунистов, которая в то время находилась в Кельне. Ее члены были арестованы и после восемнадцати месяцев заключения предстали перед судом в октябре 1852 года. Этот знаменитый «процесс кельнских коммунистов» длился с 4 октября по 12 ноября; семеро из них были приговорены к тюремному заключению на срок от трех до шести лет. Сразу же после вынесения приговора оставшиеся члены официально распустили Лигу. Что касается «Маниферта», то с этого момента он, казалось, был обречен на забвение.

Когда европейский рабочий класс вновь набрал достаточно сил, чтобы начать новую атаку на правящий класс, была создана Международная рабочая ассоциация. Но эта ассоциация, созданная специально для того, чтобы объединить весь борющийся пролетариат Европы и Америки в единый орган, не могла сразу провозгласить принципы, изложенные в «Манифесте». Интернационал должен был иметь достаточно широкую программу, чтобы быть полезным английским профсоюзам, французским, бельгийским, итальянским и испанским последователям Прудона и лассальянцам Лассаль лично всегда признавал себя учеником Маркса и как таковой стоял на почве «Манифеста». Однако в своей публичной агитации в 1862-1864 годах он не пошел дальше требования производственных кооперативов с государственным кредитом, приемлемых в Германии. Маркс, составивший эту программу, удовлетворившую все стороны, был полностью уверен в интеллектуальном развитии рабочего класса, которое должно было произойти в результате совместных действий и коллективных обсуждений. События и превратности борьбы с капиталом, поражения даже в большей степени, чем победы, не могли не заставить людей осознать несостоятельность их различных излюбленных шарлатанских приемов и проложить путь к полному пониманию реальных предпосылок освобождения рабочего класса. И Маркс был прав. Когда в 1874 году Интернационал распался, он оставил рабочих в совершенно ином состоянии, чем то, в котором они оказались в момент его основания в 1864 году. Прудонизм во Франции и лассальянство в Германии угасали, и даже консервативные английские профсоюзы, хотя большинство из них уже давно порвали связь с Интернационалом, постепенно приближались к тому моменту, когда их президент мог заявить от их имени в Суонси в прошлом году: «Континентальный социализм утратил для нас свои ужасы». Действительно, принципы «Манифеста» получили значительное распространение среди рабочих всех стран.

Таким образом, сам «Манифест» снова вышел на первый план. Немецкий текст с 1850 года неоднократно переиздавался в Швейцарии, Англии и Америке. В 1872 году он был переведен на английский язык в Нью-Йорке, где перевод был опубликован в «Woodhull & Claflin's Weekly». На основе этой английской версии в нью-йоркском журнале «Le Socialiste» была выпущена французская версия. С тех пор в Америке было опубликовано еще как минимум два английских перевода, более или менее искаженных, один из которых был переиздан в Англии. Первый русский перевод, выполненный Бакуниным, был опубликован около 1863 г. в типографии герценовского «Колокола» в Женеве; второй, также в Женеве, героической Верой Сассулич, в 1882 г. Новое датское издание можно найти в «Социально-демократической библиотеке», Копенгаген, 1885 г.; новый французский перевод - в «Le Socialiste», Париж, 1886 г. После последнего был подготовлен испанский перевод, опубликованный в Мадриде в 1886 году. Количество немецких переизданий точно установить невозможно, но всего их было не менее двенадцати. Перевод на армянский язык, который должен был выйти в Константинополе несколько месяцев назад, не увидел свет, потому что, как мне сообщили, издатель не отважился опубликовать книгу с именем Маркса, а переводчик отказался назвать ее своей работой. Я слышал о других переводах на другие языки, но никогда их не видел. Таким образом, история «Манифеста» в значительной степени отражает историю современного рабочего движения; в настоящее время он, несомненно, является самым распространенным, самым интернациональным произведением во всей социалистической литературе, общей программой, признанной миллионами рабочих от Сибири до Калифорнии.

И все же, когда она была написана, мы не могли назвать ее «социалистическим» манифестом. В 1847 году под социалистами понимались, с одной стороны, приверженцы различных утопических систем: оуэнисты в Англии, фурьеристы во Франции, которые уже сократились до простых сект, постепенно вымирающих; с другой стороны, самые разнообразные социальные шарлатаны, обещавшие устранить всевозможные социальные недуги всевозможными лоскутными методами, без всякой опасности для капитала и прибыли - в обоих случаях люди, стоявшие вне рабочего движения и искавшие поддержки у «образованных» классов. Та часть рабочего класса, которая убедилась в неадекватности простого политического переворота и потребовала тотальной реорганизации общества, называла себя коммунистической. Это был еще грубый, необработанный, чисто инстинктивный вид коммунизма; но он попал в самую точку и был достаточно силен в рабочем классе, чтобы породить утопический коммунизм, во Франции - Кабета, в Германии - Вейтлинга. Таким образом, в 1847 году социализм был движением среднего класса, а коммунизм - движением рабочего класса. Социализм, по крайней мере на континенте, был «социально приемлемым», а коммунизм - полной противоположностью. А поскольку мы с самого начала придерживались мнения, что «освобождение рабочего класса должно быть делом самого рабочего класса», не могло быть никаких сомнений в том, какое из двух названий мы должны были выбрать. Более того, даже с тех пор нам никогда не приходило в голову отказаться от него.

Хотя «Манифест» был нашей общей работой, я считаю себя обязанным заявить, что основная идея, лежащая в его основе, принадлежит Марксу. Эта идея заключается в том. что в каждую историческую эпоху господствующий способ экономического производства и обмена и неизбежно вытекающая из него социальная организация составляют основу, на которой строится политическая и интеллектуальная история этой эпохи и из которой только и можно ее объяснить; что, соответственно, вся история человечества (со времени отмены первобытного языческого строя с его общей собственностью на землю и почву) была историей классовой борьбы, борьбы между эксплуататорами и эксплуатируемыми, господствующими и угнетенными классами; что история этой классовой борьбы представляет собой ряд событий, в которых в настоящее время достигнута та стадия, когда эксплуатируемый и угнетенный класс - пролетариат - не может добиться своего освобождения от ига эксплуататоров и господствующего класса - буржуазии, не освободив в то же время раз и навсегда все общество от всякой эксплуатации и угнетения, от всех классовых различий и классовой борьбы.

К этой идее, которая, по моему мнению, призвана установить для исторической науки такой же прогресс, какой теория Дарвина установила для естествознания, - мы оба постепенно подошли за несколько лет до 1845 года. О том, насколько я самостоятельно продвигался в этом направлении, лучше всего свидетельствует моя работа «Состояние рабочего класса в Англии» (Condition of the Labouring Class in England). 'The Condition of the Working Class in England in 1844. Фредерик Энгельс. Translated by Florence K. Wischnewetzky [The Condition of the Working Class in England in 1844. By Frederick Engels. Translated by Florence Kelley Wischnewetzky], New York, Lovell - London, W. Reeves, 1888, но когда я снова встретил Маркса в Брюсселе весной 1845 года, он уже закончил работу и представил ее мне в словах, почти столь же ясных, как те, в которых я кратко изложил ее выше.

Я цитирую следующее из нашего совместного предисловия к немецкому изданию 1872 года:

«Как бы ни изменились условия за последние двадцать пять лет, общие принципы, разработанные в этом «Манифесте», сохраняют свою полную правильность и сегодня. Отдельные пункты можно было бы улучшить то тут, то там. Практическое применение этих принципов, заявляет сам «Манифест», будет зависеть везде и всегда от обстоятельств, преобладающих в истории, и поэтому не делается особого акцента на революционных мерах, предлагаемых в конце раздела Во многих отношениях этот отрывок сегодня читался бы иначе. По сравнению с огромным развитием крупной промышленности с 1848 года и сопутствующим ему улучшением и расширением организации рабочего класса, по сравнению с практическим опытом, в первую очередь Февральской революции, а еще больше - Парижской коммуны, где пролетариат впервые в течение двух месяцев удерживал политическую власть, эта программа сегодня местами устарела. В частности, Коммуна доказала, что «рабочий класс не может просто взять в руки готовую государственную машину и привести ее в движение для своих целей». (См. «Гражданская война во Франции. Обращение Генерального совета Международной ассоциации рабочих», Лондон, Truelove, 1871, с. 15, где это развивается дальше). Кроме того, очевидно, что критика социалистической литературы неполна для сегодняшнего дня, поскольку она восходит только к 1847 году; точно так же замечания о позиции коммунистов по отношению к различным оппозиционным партиям (раздел IV), хотя и остаются верными в своих основных чертах сегодня, уже устарели в своем исполнении, поскольку политическая ситуация полностью изменилась, и исторические события устранили большинство перечисленных там партий.

Тем не менее, «Манифест» - это исторический документ, на изменение которого мы больше не претендуем.

Настоящий перевод выполнен г-ном Сэмюэлем Муром, переводчиком большей части «Капитала» Маркса. Мы просмотрели его вместе, и я добавил несколько сносок, чтобы объяснить исторические аллюзии.

Лондон, 30 января 1888 г.

Фридрих Энгельс

Предисловие к немецкому изданию 1890 года

С тех пор как было написано выше, вновь возникла необходимость в новом немецком издании «Манифеста», и с «Манифестом» произошли разные вещи, о которых стоит здесь упомянуть.

Второй русский перевод, выполненный Верой Сассулич, появился в Женеве в 1882 году; предисловие к нему было написано Марксом и мной. К сожалению, я потерял оригинал немецкой рукописи, поэтому мне приходится переводить его с русского, что нисколько не улучшает работу. Она гласит:

Какую ограниченную область занимало пролетарское движение в то время (декабрь 1847 г.), наиболее ясно показано в заключительной главе «Манифеста»: положение коммунистов по отношению к различным оппозиционным партиям в разных странах. Россия и Соединенные Штаты здесь отсутствуют. Это было время, когда Россия составляла последний резерв европейской реакции в целом; когда Соединенные Штаты поглощали пролетарское засилье Европы путем иммиграции. Обе страны снабжали Европу сырьем и в то же время были рынками сбыта ее промышленной продукции. Обе страны были тогда, так или иначе, опорой существующего европейского порядка.

Как все изменилось сегодня! Именно европейская иммиграция позволила Северной Америке произвести огромное количество пахотных земель, конкуренция с которыми потрясла европейское землевладение - большое и малое - до самых его основ. Она также позволила Соединенным Штатам использовать свои огромные промышленные ресурсы с такой энергией и в таких масштабах, которые вскоре должны были нарушить промышленную монополию, которой до сих пор пользовалась Западная Европа и, в частности, Англия. Оба обстоятельства оказали революционное воздействие на саму Америку. Мелкое и среднее землевладение фермеров, основа всей политической конституции, постепенно уступает конкуренции гигантских ферм; в промышленных районах впервые одновременно развиваются массовый пролетариат и чудесная концентрация капитала.

А теперь Россия! Во время революции 1848/49 годов не только европейские принцы, но и европейская буржуазия нашли в вмешательстве России единственное спасение от вновь пробуждающегося пролетариата. Царь был провозглашен главой европейской реакции. Сегодня он - военнопленный революции в Гатчине, а Россия составляет авангард революционного действия Европы.

Задача «Коммунистического манифеста» состояла в том, чтобы провозгласить неизбежность скорого распада современной буржуазной собственности. В России же, в противовес быстро расцветающему капиталистическому мошенничеству и развивающейся буржуазной собственности на землю, мы находим большую половину земли в общей собственности крестьян. Возникает вопрос: может ли русская община, хотя и сильно подорванная форма древней общей собственности на землю, перейти непосредственно в высшую форму коммунистической общей собственности? Или, наоборот, она должна сначала пройти тот же процесс распада, который характерен для исторического развития Запада?

Единственный возможный ответ на этот вопрос сегодня таков: Если русская революция станет сигналом для пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, тогда нынешняя русская общая собственность на землю может послужить отправной точкой для коммунистического развития.

Лондон, 21 января 1882 г.

Карл Маркс, Ф. Энгельс

Примерно в то же время в Женеве появился новый перевод на польский язык: «Manifest kommunistyczny».

Кроме того, новый датский перевод появился в «Socialdemokratisk Bibliotek», København 1885 г. К сожалению, он не совсем полный; некоторые существенные места, которые, по-видимому, вызвали затруднения у переводчика, опущены, и местами заметны следы небрежности, которые тем более неприятны, что из работы видно, что переводчик мог бы проделать отличную работу, будь он немного более внимателен.

В 1886 году в парижском журнале «Le Socialiste» появился новый французский перевод; это лучшее, что до сих пор появилось.

Вслед за ним в том же году был опубликован испанский перевод, сначала в мадридском «El Socialista», а затем в виде памфлета: «Manifiesto del Partido Communista» por Carlos Marx y F. Engels, Madrid, Administración de «El Socialista» Hernán Cortés 8.

В качестве курьеза отмечу, что в 1887 году рукопись армянского перевода была предложена константинопольскому издателю; однако у того не хватило смелости напечатать что-то с именем Маркса, и он счел, что переводчик должен скорее назвать себя автором, что он и отказался сделать.

После того как в Англии несколько раз переиздавались то один, то другой более или менее неверный американский перевод, в 1888 г. наконец появился подлинный перевод, сделанный моим другом Сэмюэлем Муром, и мы вместе еще раз просмотрели его перед тем, как он был напечатан. Название: «Манифест Коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Авторизованный английский перевод, отредактированный и аннотированный Фредериком Энгельсом, 1888 г. Лондон, Уильям Ривз, 185 Fleet St. E. C. Я перенес некоторые примечания из этого издания в настоящее.

У «Манифеста» была своя жизнь. Восторженно встреченный в момент публикации тогда еще малочисленным авангардом научного социализма (о чем свидетельствуют переводы, приведенные в первом предисловии), он вскоре был оттеснен на задний план реакцией, начавшейся с поражения парижских рабочих в июне 1848 г. и окончательно объявленной «по праву» запрещенной осуждением кельнских коммунистов в ноябре 1852 г. С исчезновением рабочего движения, возникшего после Февральской революции, с общественной сцены, «Манифест» также отошел на задний план.

Когда европейский рабочий класс достаточно окреп, чтобы предпринять новую попытку противостоять власти правящих классов, была создана Международная ассоциация труда. Ее целью было объединить всю воинствующую рабочую силу Европы и Америки в «одну» большую армию. Поэтому она не могла «исходить» из принципов, изложенных в «Манифесте». Она должна была иметь программу, аналогичную программе английских профсоюзов, французских, бельгийских, итальянских и испанских прудонистов и немецких лассальянцев Лассаль всегда признавался нам лично, что он был «учеником» Маркса и как таковой стоял на почве «Манифеста». Иначе обстояло дело с теми его последователями, которые не шли дальше его требования о производственных кооперативах с государственным кредитом и делили весь рабочий класс на тех, кто находится на государственном обеспечении, и тех, кто находится на самообеспечении. Эта программа - декларации к уставу Интернационала - была составлена Марксом с мастерством, признанным даже Бакуниным и анархистами. Для окончательной победы предложений, изложенных в «Манифесте», Маркс полагался исключительно на интеллектуальное развитие рабочего класса, поскольку оно должно было обязательно возникнуть в результате совместных действий и дискуссий. События и превратности борьбы с капиталом, поражения даже в большей степени, чем успехи, не могли не показать борцам неадекватность их доселе привычных средств и сделать их умы более восприимчивыми к глубокому пониманию истинных условий освобождения рабочих. И Маркс был прав. Рабочий класс 1874 года, когда Интернационал был распущен, сильно отличался от рабочего класса 1864 года, когда он был основан. Прудонизм в романских странах, специфическое лассальянство в Германии вымирали, и даже тогдашние консервативные английские профсоюзы постепенно приближались к тому моменту, когда в 1887 году президент их конгресса в Суонси мог сказать от их имени: «Континентальный социализм утратил для нас свои ужасы». К 1887 году, однако, континентальный социализм был почти исключительно теорией, провозглашенной в «Манифесте». Таким образом, история «Манифеста» в определенной степени отражает историю современного рабочего движения с 1848 года. В настоящее время он, несомненно, является самым распространенным, самым интернациональным произведением всей социалистической литературы, общей программой многих миллионов рабочих во всех странах от Сибири до Калифорнии.

И все же, когда он появился, мы не могли назвать его «социалистическим» манифестом. В 1847 году под социалистами понимали два типа людей. С одной стороны, последователи различных утопических систем, особенно оуэнистов в Англии и фурьеристов во Франции, которые к тому времени уже превратились в простые секты, постепенно вымирающие. С другой стороны, самые разнообразные социальные шарлатаны, которые хотели устранить социальные недуги с помощью различных банальных средств и всевозможных заплат, не нанося ни малейшего ущерба капиталу и прибыли. В обоих случаях: Люди, стоявшие вне рабочего движения и искавшие поддержки скорее у «образованных» классов. С другой стороны, та часть рабочих, которая, убедившись в неадекватности простого политического переворота, требовала коренной реорганизации общества, называла себя в то время «коммунистами». Это был коммунизм, который работал только в грубой форме, только инстинктивно, иногда несколько грубо; но он был достаточно силен, чтобы породить две системы утопического коммунизма: во Франции - «икарийского» Кабе, в Германии - вейтлинговского. Социализм в 1847 году означал буржуазное движение, коммунизм - рабочее движение. По крайней мере, на континенте социализм был социально приемлемым, а коммунизм - полной противоположностью. И поскольку уже тогда мы твердо придерживались мнения, что «освобождение рабочих должно быть делом самого рабочего класса», мы ни на минуту не сомневались, какое из двух названий выбрать. И с тех пор нам никогда не приходило в голову отказаться от него.

Пролетарии всех стран, объединяйтесь! Лишь несколько голосов откликнулось, когда мы прокричали эти слова всему миру 42 года назад, накануне первой Парижской революции, в которой пролетариат выступил со своими требованиями. Но 28 сентября 1864 года пролетарии большинства стран Западной Европы объединились в Международную ассоциацию рабочих славной памяти. Сам Интернационал просуществовал всего девять лет. Но что основанный им вечный союз пролетариев всех стран жив и поныне, и живет энергичнее, чем когда-либо, - лучшего свидетельства тому, чем сегодняшний день, не найти. Сегодня, когда я пишу эти строки, европейский и американский пролетариат проводит военный смотр своих вооруженных сил, впервые мобилизованных как «одна» армия, под «одним» флагом и для «одной» следующей цели: стандартный восьмичасовой рабочий день, уже провозглашенный Женевским конгрессом Интернационала в 1866 году и вновь Парижским конгрессом труда в 1889 году, должен быть установлен на законодательном уровне. И сегодняшнее зрелище откроет глаза капиталистам и помещикам всех стран на то, что сегодня пролетарии всех стран действительно едины.

Если бы только Маркс все еще стоял рядом со мной, чтобы увидеть это своими глазами!

Лондон, 1 мая 1890 г.

F. Энгельс

Предисловие к польскому изданию 1892 года

Тот факт, что возникла необходимость в новом польском издании «Коммунистического манифеста», дает повод для различных замечаний.

Во-первых, следует отметить, что «Манифест» в последнее время стал своего рода мерилом для развития крупной промышленности на европейском континенте. В той мере, в какой в стране развивается крупная промышленность, в той же мере среди рабочих этой страны растет потребность в информации о положении рабочего класса по отношению к собственным классам, распространяется социалистическое движение и увеличивается спрос на «Манифест». Таким образом, не только состояние рабочего движения, но и степень развития крупной промышленности в каждой стране можно с достаточной степенью точности определить по количеству экземпляров «Манифеста», распространяемых на национальном языке.

Согласно этому, новое польское издание означает решительный прогресс в польской промышленности. И нет никаких сомнений в том, что этот прогресс действительно имел место с момента выхода последнего издания десять лет назад. Русская Польша, конгрессная Польша, стала великим промышленным районом Российской империи. В то время как крупная российская промышленность разбросана по стране - часть на берегу Финского залива, часть в центре (Москва и Владимир), треть на Черном и Азовском морях, а остальные разбросаны в других местах - польская промышленность сосредоточена на относительно небольшой территории и пользуется преимуществами и недостатками, вытекающими из этой концентрации. Эти преимущества были признаны конкурирующими российскими производителями, когда они потребовали защитных тарифов против Польши, несмотря на их горячее желание превратить поляков в русских. Недостатки - как для польских производителей, так и для российского правительства - проявились в быстром распространении социалистических идей среди польских рабочих и в растущем спросе на «Манифест».

Быстрое развитие польской промышленности, превзошедшей русскую, является в свою очередь новым доказательством несокрушимой жизненной силы польского народа и новым залогом его скорого национального восстановления. Восстановление независимой, сильной Польши - дело, касающееся не только поляков, но и всех нас. Искреннее международное сотрудничество между европейскими народами возможно только в том случае, если каждый из этих народов полностью автономен в своей стране. Революция 1848 года, которая под пролетарским знаменем, наконец, оставила пролетарских борцов выполнять только работу буржуазии, добилась также независимости Италии, Германии и Венгрии благодаря своим исполнителям Луи Бонапарту и Бисмарку; но Польша, которая с 1792 года сделала для революции больше, чем все эти три страны вместе взятые, была брошена на произвол судьбы, когда в 1863 году уступила десятикратному превосходству России. Независимость Польши не была ни сохранена, ни восстановлена дворянством; буржуазия сегодня, по крайней мере, равнодушна к ней. И все же она необходима для гармоничного сотрудничества европейских народов. Бороться за нее может только молодой польский пролетариат, и в его руках она находится в надежных руках. Ведь рабочие всей остальной Европы нуждаются в польской независимости так же сильно, как и сами польские рабочие.

Лондон, 10 февраля 1892 г.

F. Энгельс

Итальянскому читателю

Публикация «Манифеста Коммунистической партии» почти до дня совпала с 18 марта 1848 года, с революциями в Милане и Берлине, когда в центре европейского континента, с одной стороны, и Средиземного моря - с другой, восстали две нации, которые до тех пор были ослаблены территориальной раздробленностью и внутренними распрями и поэтому находились под иностранным владычеством. В то время как Италия подчинялась императору Австрии, Германии приходилось нести, хотя и не столь непосредственно, не менее тяжелое иго царя всех пруссов. Последствия 18 марта 1848 года освободили Италию и Германию от этого позора; если обе великие нации были восстановлены в период с 1848 по 1871 год и в определенной степени вернулись к самим себе, то это, как говорил Карл Маркс, потому, что те же самые люди, которые подавили революцию 1848 года, стали затем, против своей воли, ее исполнителями.

Революция того времени везде была делом рук рабочего класса; именно рабочий класс строил баррикады и ставил на карту свои жизни. Только парижские рабочие, свергая правительство, имели явное намерение свергнуть буржуазный режим. Но как бы они ни осознавали неизбежность антагонизма между своим классом и буржуазией, ни экономический прогресс страны, ни интеллектуальное развитие французских рабочих масс не достигли того уровня, который сделал бы возможным преобразование общества. Поэтому плоды революции в конечном итоге достались классу капиталистов. В других странах, в Италии, Германии, Австрии, Венгрии, рабочие с самого начала не сделали ничего, кроме как привели к власти буржуазию. Но ни в одной стране правление буржуазии невозможно без национальной независимости. Поэтому революция 1848 года должна была привести к единству и независимости тех наций, которые до сих пор этого не имели: Италии, Германии, Венгрии; Польша последует за ней в свое время.

Таким образом, даже если революция 1848 года не была социалистической революцией, она проложила путь к ней и подготовила для нее почву. С развитием крупной промышленности во всех странах буржуазный режим за последние 45 лет создал повсюду многочисленный, консолидированный и сильный пролетариат; он, выражаясь словами «Манифеста», произвел своих собственных могильщиков. Без восстановления независимости и единства каждой европейской нации не могло бы состояться ни международное объединение пролетариата, ни спокойное, понимающее сотрудничество этих наций для достижения общих целей. Представьте себе совместные международные действия итальянских, венгерских, немецких, польских, русских рабочих в политических условиях времени до 1848 года!

Так что битвы 1848 года не были напрасными, как и 45 лет, которые отделяют нас от того революционного этапа. Плоды зреют, и мне остается только пожелать, чтобы публикация этого итальянского перевода «Манифеста» стала добрым предзнаменованием для победы итальянского пролетариата, так же как публикация оригинала была для международной революции.

В «Манифесте» в полной мере отражена революционная роль, которую сыграл капитализм в прошлом. Первой капиталистической страной была Италия. Конец феодального средневековья и рассвет современной капиталистической эпохи характеризуются одной великой фигурой - итальянцем Данте, который был одновременно последним поэтом средневековья и первым поэтом нового времени. Сегодня, как и в 1300 году, наступает новая историческая эпоха. Даст ли нам Италия нового Данте, который возвестит о рождении пролетарского века?

Лондон, 1 февраля 1893 г.

Фридрих Энгельс

Призрак преследует Европу - призрак коммунизма. Все державы старой Европы объединились в священной охоте против этого призрака, папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские.

Где та оппозиционная партия, которую ее правящие противники не назвали бы коммунистической, где та оппозиционная партия, которая не бросила бы в ответ клеймо коммунизма как более продвинутым членам оппозиции, так и их реакционным оппонентам?

Из этого факта вытекают две вещи.

Коммунизм уже признан всеми европейскими державами как сила.

Коммунистам давно пора открыто изложить перед всем миром свои взгляды, свои цели, свои тенденции и противопоставить сказке о призраке коммунизма манифест самой партии.

С этой целью коммунисты самых разных национальностей собрались в Лондоне и составили следующий манифест, который будет опубликован на английском, французском, немецком, итальянском, фламандском и датском языках.

I. Буржуа и пролетарии

История всего предшествующего общества Под пролетариатом понимается класс современных наемных рабочих, которые, не имея собственных средств производства, зависят от продажи своей рабочей силы, чтобы жить.

Такова, строго говоря, история, переданная в письменном виде. В 1847 году предыстория общества, социальная организация, предшествовавшая всей письменной истории, была еще практически неизвестна. С тех пор Гакстхаузен открыл общую собственность на землю в России, Маурер доказал, что она является социальной основой, с которой исторически начались все германские племена, и постепенно было обнаружено, что деревенские общины с общей собственностью на землю были первоначальной формой общества от Индии до Ирландии. Наконец, внутренняя организация этого первобытного коммунистического общества в его типичной форме была обнажена благодаря коронному открытию Моргана об истинной природе генов и их положении в племени. С распадом этих первобытных содружеств начинается разделение общества на отдельные и в конечном счете противоположные классы. Я попытался проследить этот процесс распада в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства»; 2-е издание, Штутгарт, 1886 г. (примечание Энгельса к английскому изданию 1888 г.) - это история борьбы классов.

Свободный человек и раб, патриций и плебей, барон и крепостной, мещанин и подмастерье, словом, угнетатель и угнетенный постоянно противостояли друг другу, ведя непрерывную, то скрытую, то открытую борьбу, борьбу, которая каждый раз заканчивалась революционным переустройством всего общества или общим падением борющихся классов.

В более ранние эпохи истории мы почти везде находим полное разделение общества на различные классы, многообразную градацию социального положения. В Древнем Риме мы имеем патрициев, рыцарей, плебеев, рабов; в Средние века - феодалов, вассалов, мещан, подмастерьев, крепостных, и почти в каждом из этих классов особые градации.

Современное буржуазное общество, возникшее в результате гибели феодального общества, не отменило классовых антагонизмов. Оно лишь поставило на место старых новые классы, новые условия угнетения, новые формы борьбы.

Однако наша эпоха, эпоха буржуазии, характеризуется тем, что она упростила классовые антагонизмы. Все общество все больше и больше разделяется на два больших враждебных лагеря, на два больших класса, прямо противостоящих друг другу: буржуазию и пролетариат.

Из крепостных средневековья возникли бледнолицые буржуа первых городов; из них развились первые элементы буржуазии.

Открытие Америки и кругосветное плавание по Африке создали новую почву для зарождающейся буржуазии. Ост-индийский и китайский рынки, колонизация Америки, обмен с колониями, умножение средств обмена и товаров вообще дали небывалый подъем торговле, мореплаванию и промышленности и тем самым быстрое развитие революционному элементу в распадающемся феодальном обществе.

Прежний феодальный или гильдейский способ производства уже не мог удовлетворить растущие потребности новых рынков. Его место заняла мануфактура. Мастера гильдий были вытеснены промышленным средним классом; разделение труда между различными корпорациями исчезло раньше, чем разделение труда в индивидуальной мастерской.

Но рынки всегда росли, спрос всегда увеличивался. Даже мануфактуры было уже недостаточно. Пар и машины произвели революцию в промышленном производстве. На смену мануфактуре пришла современная крупная промышленность, на смену промышленному среднему классу пришли промышленные миллионеры, главы целых промышленных армий, современная буржуазия.

Великая промышленность создала мировой рынок, который подготовило открытие Америки. Мировой рынок дал неизмеримое развитие торговле, судоходству и сухопутным коммуникациям. Это, в свою очередь, повлияло на развитие промышленности, и в той же мере, в какой развивались промышленность, торговля, судоходство и железные дороги, в той же мере развивалась буржуазия, увеличивала свой капитал и затмевала все классы, унаследованные от средневековья.

Таким образом, мы видим, что современная буржуазия сама является продуктом длительного процесса развития, целого ряда переворотов в способе производства и транспорта.

Каждый из этих этапов в развитии буржуазии сопровождался соответствующим политическим прогрессом. Угнетенный класс под властью феодалов, вооруженная и самоуправляющаяся ассоциация - так называли горожане Италии и Франции свою городскую общину после того, как они выкупили или вытеснили первые права самоуправления у своих феодалов. (Примечание Энгельса к немецкому изданию 1890 г.) в коммуне «Коммуной» назывались города, возникшие во Франции еще до того, как они смогли отвоевать у своих феодалов и господ местное самоуправление и политические права в качестве «третьего сословия». Вообще говоря, мы приводим здесь Англию как типичную страну для экономического развития буржуазии, а Францию - для ее политического развития. Здесь независимая городская республика, там третье налогооблагаемое сословие монархии, затем во времена мануфактуры противовес дворянству в корпоративной или абсолютной монархии, главная основа великих монархий вообще, она, наконец, борется за исключительное политическое господство в современном представительном государстве со времени создания крупной промышленности и мирового рынка. Современная государственная власть - это лишь комитет, управляющий общими делами всего буржуазного класса.

Буржуазия сыграла самую революционную роль в истории.

Буржуазия, приходя к власти, разрушала все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Она безжалостно разорвала красочные феодальные узы, связывавшие человека с его природным начальником, и не оставила между человеком и человеком никаких других уз, кроме голого процента, кроме бесчувственной «денежной оплаты». Она утопила священную дрожь благочестивого пыла, рыцарского энтузиазма, обывательской меланхолии в ледяной воде эгоистического расчета. Он превратил личное достоинство в меновую стоимость и заменил бесчисленные нажитые и приобретенные свободы беспринципной свободой торговли. Одним словом, она заменила открытую, наглую, прямую, сухую эксплуатацию на эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями.

Буржуазия лишила ореола все доселе почтенные и благочестиво почитаемые виды деятельности. Она превратила врача, юриста, священнослужителя, поэта, ученого в своих наемных работников.

Буржуазия сорвала трогательную и сентиментальную завесу с семейных отношений и свела их к чисто денежным отношениям.

Буржуазия показала, как жестокое выражение власти, которым реакция так восхищается в Средние века, нашло свое достойное дополнение в самой ленивой медвежьей шкуре. Только она доказала, чего может достичь человеческая деятельность. Она совершила совсем другие чудеса, чем египетские пирамиды, римские акведуки и готические соборы, она совершила совсем другие подвиги, чем миграции и крестовые походы.

Буржуазия не может существовать без постоянной революции орудий производства, то есть производственных отношений, то есть всех общественных отношений. Неизменное сохранение старого способа производства, напротив, было первым условием существования всех прежних промышленных классов. Непрерывный переворот производства, непрерывный переворот всех общественных условий, вечная неопределенность и движение характеризуют буржуазную эпоху выше всех других. Все застывшие, заржавевшие отношения с их свитой из освященных временем идей и взглядов распадаются, все вновь возникающие устаревают, не успев окостенеть. Все величественное и стоящее испаряется, все святое оскверняется, и люди, наконец, вынуждены трезво взглянуть на свое положение в жизни и на свои взаимоотношения.

Потребность буржуазии в постоянно расширяющемся рынке для своих товаров преследует ее по всему земному шару. Везде она должна прижиться, везде она должна окультуриться, везде она должна установить связи.

Эксплуатируя мировой рынок, буржуазия космополитизировала производство и потребление всех стран. К большому сожалению реакционеров, она вырвала из-под их ног национальную почву промышленности. Древние национальные отрасли промышленности были разрушены и продолжают разрушаться с каждым днем. Их вытесняют новые отрасли, внедрение которых становится вопросом жизни и смерти для всех цивилизованных народов, отрасли, перерабатывающие уже не местное сырье, а сырье самых отдаленных районов, продукция которых потребляется не только в самой стране, но и во всех частях света одновременно.

На смену старым потребностям, удовлетворяемым национальными продуктами, приходят новые, для удовлетворения которых требуются продукты самых отдаленных стран и климатических зон. Старая местная и национальная самодостаточность и замкнутость сменяется всесторонним общением, всесторонней зависимостью наций друг от друга. И как в материальном производстве, так и в духовном. Интеллектуальные продукты отдельных наций станут общим достоянием. Национальная односторонность и узость становятся все более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур возникает мировая литература.

Благодаря быстрому совершенствованию всех орудий производства и бесконечному облегчению коммуникации буржуазия приобщает к цивилизации все народы, даже самые варварские. Дешевые цены на ее товары - это тяжелая артиллерия, с помощью которой она пробивает все китайские стены, с помощью которой она заставляет капитулировать самых упрямых ксенофобов-варваров. Он заставляет все народы принять способ производства буржуазии, если они не хотят погибнуть; он заставляет их внедрить в себя так называемую цивилизацию, то есть стать буржуазными. Одним словом, она создает мир по своему образу и подобию.

Буржуазия подчинила страну господству города. Она создала огромные города, значительно увеличила численность городского населения по сравнению с сельским и тем самым вырвала значительную часть населения из идиотизма сельской жизни. Она поставила варварские и полуварварские страны в зависимость от цивилизованных, крестьянские народы - от буржуазных, Восток - от Запада, так же как и страну - от города.

Буржуазия все больше упраздняла раздробленность средств производства, собственности и населения. Она агломерировала население, централизовала средства производства и сосредоточила собственность в одних руках. Необходимым следствием этого стала политическая централизация. Независимые, почти исключительно союзные провинции с различными интересами, законами, правительствами и тарифами были насильно объединены в одну нацию, одно правительство, один закон, один национальный классовый интерес, одну линию Дуана.

За сто лет своего классового правления буржуазия создала более массивные и колоссальные производственные силы, чем все предыдущие поколения вместе взятые. Порабощение сил природы, машины, применение химии в промышленности и сельском хозяйстве, паровое судоходство, железные дороги, электрические телеграфы, мелиорация целых частей света, превращение рек в судоходные, целые народы, выбитые из земли, - что раньше. века подозревали, что такие производительные силы дремлют в лоне общественного труда.

Таким образом, мы увидели: Средства производства и транспорта, на основе которых развилась буржуазия, были произведены в феодальном обществе. На определенном этапе развития этих средств производства и транспорта условия, в которых феодальное общество производило и обменивалось, феодальная организация сельского хозяйства и производства, одним словом, феодальные отношения собственности, перестали соответствовать уже развившимся производительным силам. Они тормозили производство, а не способствовали ему. Они превратились в такие же кандалы. Их нужно было сломать, и они были сломаны. На их место пришла свободная конкуренция с соответствующей ей социальной и политической конституцией, с экономическим и политическим господством класса буржуазии.

Аналогичное движение происходит и у нас под носом. Буржуазные отношения производства и транспорта, буржуазные отношения собственности, современное буржуазное общество, создавшее такие огромные средства производства и транспорта, подобно колдуну, который больше не в состоянии управлять подземными силами, которые он наколдовал. На протяжении десятилетий история промышленности и торговли была лишь историей восстания современных производительных сил против современных отношений производства, против отношений собственности, которые являются условиями жизни буржуазии и ее господства.

Достаточно упомянуть о коммерческих кризисах, которые, периодически повторяясь, все больше угрожают существованию буржуазного общества в целом. В ходе коммерческих кризисов регулярно уничтожается значительная часть не только произведенных товаров, но и уже созданных производительных сил. В кризисы разражается социальная эпидемия, которая во все предыдущие эпохи казалась бы абсурдной, - эпидемия перепроизводства. Общество внезапно оказывается отброшенным назад в состояние кратковременного варварства; голод, всеобщая война на истребление, кажется, отрезали его от пищи; промышленность, торговля, кажется, уничтожены, и почему? Потому что у него слишком много цивилизации, слишком много пищи, слишком много промышленности, слишком много торговли. Имеющиеся в его распоряжении производительные силы больше не служат развитию буржуазных отношений собственности; напротив, они стали слишком мощными для этих отношений, они им мешают; и как только они преодолевают это препятствие, они приводят все буржуазное общество в беспорядок, они ставят под угрозу существование буржуазной собственности. Буржуазные отношения стали слишком узкими, чтобы вместить богатство, которое они производят». -

Как буржуазия преодолевает кризисы? С одной стороны, путем насильственного уничтожения массы производительных сил; с другой стороны, путем завоевания новых рынков и более тщательной эксплуатации старых рынков. Чем же? Подготовкой более масштабных и более жестоких кризисов и сокращением средств их предотвращения.

Оружие, с помощью которого буржуазия разгромила феодализм, теперь направлено против самой буржуазии.

Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она также породила людей, которые будут этим оружием орудовать, - современных рабочих, пролетариев.

В той же мере, в какой развивается буржуазия, то есть капитал, в той же мере развивается и пролетариат, класс современных рабочих, которые живут лишь до тех пор, пока находят труд, и находят труд лишь до тех пор, пока их труд увеличивает капитал. Эти рабочие, которые должны продавать себя по частям, являются таким же товаром, как и любой другой предмет торговли, и поэтому в равной степени подвержены всем превратностям конкуренции, всем колебаниям рынка.

Труд пролетариев утратил всякий самостоятельный характер и, следовательно, всякую привлекательность для рабочих в результате развития машин и разделения труда. Он становится простым приспособлением к машине, от которого требуется только самая простая, монотонная, легко усваиваемая операция. Таким образом, затраты рабочего ограничиваются почти исключительно продуктами питания, необходимыми ему для пропитания и воспроизводства своей расы. Цена товара, а значит и труда, равна издержкам его производства. Поэтому в той же мере, в какой возрастает неприятность труда, снижается заработная плата. Более того, в той же степени, в какой увеличивается количество машин и разделение труда, в той же степени увеличивается и масса труда, либо за счет увеличения часов работы, либо за счет увеличения количества труда, требуемого за определенное время, за счет ускорения работы машин и т. д.

Современная промышленность превратила маленькую мастерскую патриархального хозяина в большую фабрику промышленного капиталиста. Массы рабочих, скопившихся на фабрике, организованы как солдаты. Как обычные промышленные солдаты, они находятся под надзором целой иерархии унтер-офицеров и офицеров. Они не только слуги буржуазии, буржуазного государства, они ежедневно и ежечасно порабощаются машиной, надсмотрщиком и, прежде всего, отдельными буржуа-производителями. Этот деспотизм тем более мелочен, злобен и горек, чем более открыто он провозглашает своей целью приобретение.

Чем меньше ручной труд требует ловкости и силы, то есть чем больше развивается современная промышленность, тем больше мужской труд вытесняется женским. Гендерные и возрастные различия больше не имеют для рабочего класса никакого социального значения. Теперь существуют только орудия труда, которые стоят по-разному в зависимости от возраста и пола.

Когда эксплуатация рабочего фабрикантом заканчивается и он получает зарплату наличными, на него обрушиваются другие слои буржуазии: домовладелец, лавочник, ломбард и так далее.

Мелкие средние слои, мелкие промышленники, купцы и рантье, ремесленники и крестьяне - все эти слои попадают в пролетариат, отчасти потому, что их мелкий капитал недостаточен для крупной промышленности и уступает в конкуренции с крупными капиталистами, отчасти потому, что их мастерство обесценивается новыми способами производства. Таким образом, пролетариат рекрутируется из всех слоев населения.

Пролетариат проходит через различные стадии развития. Его борьба с буржуазией начинается с момента его существования.

Вначале отдельные рабочие, затем рабочие фабрики, затем рабочие какой-либо отрасли труда в одном месте борются против отдельного буржуа, который их непосредственно эксплуатирует. Они направляют свои удары не только против буржуазных отношений производства, они направляют их против самих орудий производства; они уничтожают иностранные конкурирующие товары, они разбивают машины, они поджигают фабрики, они стремятся вернуть утраченное положение средневекового рабочего.

На этом этапе рабочие образуют массу, разбросанную по стране и раздробленную конкуренцией. Сплоченность масс рабочих - это еще не результат их собственного объединения, а результат объединения буржуазии, которая должна привести в движение весь пролетариат для достижения своих политических целей, и пока еще может это сделать.

Поэтому на данном этапе пролетарии борются еще не со своими врагами, а с врагами своих врагов, с остатками абсолютной монархии, с помещиками, с непромышленными буржуа, с мелкими буржуа. Все историческое движение сосредоточено, таким образом, в руках буржуазии; каждая победа, одержанная таким образом, есть победа буржуазии.

Но с развитием промышленности пролетариат не только увеличивается; он сбивается в большие массы, его сила растет, и он все более и более ощущает ее. Интересы, условия жизни пролетариата все более и более выравниваются, так как машины все более и более стирают различия в труде и снижают заработную плату почти повсеместно до одинаково низкого уровня. Растущая конкуренция буржуа и вытекающие из нее коммерческие кризисы делают заработную плату рабочих все более и более неустойчивой; все более быстрое развитие и непрерывное усовершенствование машин делает все более и более шатким все их жизненное положение; все более и более столкновения между отдельным рабочим и отдельным буржуа приобретают характер столкновений между двумя классами. Рабочие начинают создавать коалиции против буржуа; они объединяются для защиты своей заработной платы. Сами они создают постоянные ассоциации, чтобы обеспечить себе случайный бунт. Местами борьба перерастает в толпы.

Время от времени рабочие одерживают победу, но лишь на время. Реальным результатом их борьбы является не немедленный успех, а все более широкое объединение рабочих. Этому способствуют растущие средства связи, созданные крупной промышленностью, благодаря которым рабочие разных местностей поддерживают связь друг с другом. Но для того, чтобы централизовать многочисленные местные борьбы одинакового характера в национальную, классовую борьбу, нужна только связь. Но каждая классовая борьба - это политическая борьба. И то объединение, которое потребовало от горожан Средневековья столетий для достижения с помощью их вицинальных дорог, современные пролетарии достигают за несколько лет с помощью железных дорог.

Эта организация пролетариев в класс, а значит, и в политическую партию, в любой момент будет вновь разрушена конкуренцией между самими рабочими. Но она поднимается снова и снова, сильнее, крепче, мощнее. Она добивается признания интересов отдельных рабочих в форме законов, используя раскол буржуазии между собой. Так появился билль о десятичасовом рабочем дне в Англии.

Коллизии старого общества в целом во многом благоприятствуют развитию пролетариата. Буржуазия находится в постоянной борьбе: сначала с аристократией, затем с теми слоями буржуазии, интересы которых вступают в противоречие с прогрессом промышленности; всегда с буржуазией всех иностранных государств. Во всей этой борьбе она считает себя вынужденной обращаться к пролетариату, призывать его на помощь и тем самым вовлекать его в политическое движение. Таким образом, он сам снабжает пролетариат своими воспитательными элементами, то есть оружием против самого себя.

Кроме того, как мы видели, целые элементы господствующего класса в результате прогресса промышленности попадают в пролетариат, или, по крайней мере, условия их жизни оказываются под угрозой. Они также вносят в пролетариат массу воспитательных элементов.

Наконец, в те моменты, когда классовая борьба приближается к решению, процесс распада внутри господствующего класса, внутри всего старого общества, принимает такой бурный, такой яркий характер, что небольшая часть господствующего класса отрывается от него и присоединяется к революционному классу, классу, который держит будущее в своих руках. Как раньше часть аристократии переходила к буржуазии, так теперь часть буржуазии переходит к пролетариату, и особенно часть тех буржуазных идеологов, которые дошли до теоретического понимания всего исторического движения.

Из всех классов, противостоящих сегодня буржуазии, только пролетариат является подлинно революционным классом. Другие классы вырождаются и гибнут вместе с великой промышленностью; пролетариат - это их собственный продукт.

Средние классы, мелкий промышленник, мелкий торговец, ремесленник, крестьянин - все они борются с буржуазией, чтобы уберечь свое существование в качестве средних классов от уничтожения. Поэтому они не революционны, а консервативны. Более того, они реакционны, они стремятся повернуть колесо истории вспять. Если они революционны, то революционны в связи с их неизбежным переходом в пролетариат, они защищают не свои настоящие, а будущие интересы, они отказываются от своей собственной позиции, чтобы встать на сторону пролетариата. - Люмпен-пролетариат, эта пассивная гниль низших слоев старого общества, будет брошен в движение на местах пролетарской революцией, и все условия его жизни сделают его более готовым быть купленным в реакционные начинания.

Условия жизни старого общества уже уничтожены в условиях жизни пролетариата. Пролетарий не имеет собственности; его отношения к жене и детям не имеют ничего общего с отношениями буржуазной семьи; современный промышленный труд, современное подчинение капиталу, одинаковое как в Англии, так и во Франции, как в Америке, так и в Германии, лишило его всякого национального характера. Законы, мораль, религия для него - это столько же буржуазных предрассудков, за которыми скрываются столько же буржуазных интересов.

Все прежние классы, завоевавшие власть, стремились закрепить уже приобретенное положение в жизни, подчинив все общество условиям своего приобретения. Пролетарии могут овладеть общественными производительными силами, только отменив свой собственный прежний способ присвоения и тем самым весь прежний способ присвоения. У пролетариев нет ничего своего, что они могли бы обеспечить, они должны уничтожить все прежние частные ценные бумаги и частные страховки.

Все предыдущие движения были движениями меньшинств или в интересах меньшинств. Пролетарское движение - это независимое движение огромного большинства в интересах огромного большинства. Пролетариат, самый низкий слой нынешнего общества, не может подняться, не может подняться, не взорвав всю надстройку слоев, составляющих официальное общество.

Борьба пролетариата против буржуазии, хотя и не по содержанию, но по форме, является прежде всего национальной борьбой. Пролетариат каждой страны должен, конечно, прежде всего иметь дело со своей буржуазией.

Прослеживая наиболее общие фазы развития пролетариата, мы следовали за более или менее скрытой гражданской войной внутри существующего общества до того момента, когда она перерастает в открытую революцию и пролетариат устанавливает свое господство путем насильственного свержения буржуазии.

Все предыдущее общество, как мы видели, было основано на противостоянии угнетающих и угнетенных классов. Но чтобы иметь возможность угнетать класс, необходимо создать для него условия, в которых он сможет хотя бы влачить подневольное существование. Крепостной крестьянин в крепостном праве проделывает путь к членству в коммуне, так же как мелкий буржуа становится буржуа под игом феодального абсолютизма. Современный рабочий, напротив, вместо того чтобы подниматься вместе с прогрессом промышленности, опускается все ниже и ниже в условиях своего собственного класса. Рабочий становится нищим, и нищенство развивается даже быстрее, чем население и богатство.

Таким образом, становится очевидным, что буржуазия не способна больше оставаться правящим классом общества и навязывать обществу условия жизни своего класса в качестве регулирующего закона. Она не способна править, потому что не способна обеспечить существование своего раба даже в рабстве, потому что вынуждена позволить ему опуститься до ситуации, когда она должна кормить его, а не он ее. Общество больше не может жить под ним, т. е. его жизнь больше не совместима с обществом.

Необходимым условием существования и господства буржуазного класса является накопление богатства в руках частных лиц, образование и умножение капитала; условием капитала является наемный труд. Наемный труд основан исключительно на конкуренции между рабочими. Прогресс промышленности, безвольным и непоколебимым носителем которой является буржуазия, заменяет обособление рабочих конкуренцией, а их революционное объединение - ассоциацией. Таким образом, с развитием крупной промышленности из-под ног буржуазии вырывается сама основа, на которой она производит и присваивает продукты. Прежде всего, она производит своего собственного могильщика. Ее падение и победа пролетариата одинаково неизбежны.

II. Пролетарии и коммунисты

Каковы отношения между коммунистами и пролетариями? Коммунисты не являются особой партией по отношению к другим рабочим партиям. У них нет интересов, отдельных от интересов пролетариата в целом.

Они не выдвигают никаких особых принципов, в соответствии с которыми они хотели бы моделировать пролетарское движение.

Коммунисты отличаются от других пролетарских партий только тем, что, с одной стороны, в различных видах национальной борьбы пролетариев они подчеркивают и отстаивают общие интересы всего пролетариата, независимо от национальности, и, с другой стороны, в различных стадиях развития, через которые проходит борьба между пролетариатом и буржуазией, они всегда представляют интересы всего движения в целом.

Таким образом, коммунисты практически являются наиболее решительной, постоянно прогрессирующей частью рабочих партий всех стран; теоретически они раньше остальных масс пролетариата вникают в условия, ход и общие результаты пролетарского движения.

Следующая цель коммунистов та же, что и у всех других пролетарских партий: Формирование пролетариата в класс, свержение буржуазного правления, завоевание политической власти пролетариатом. Теоретические положения коммунистов ни в коем случае не основаны на идеях, на принципах, придуманных или открытых тем или иным деятелем.

Они являются лишь общим выражением реальных условий существующей классовой борьбы, исторического движения, происходящего на наших глазах. Отмена прежних отношений собственности - это не то, что характеризует коммунизм.

Все отношения собственности подвергались постоянным историческим изменениям, постоянным историческим преобразованиям.

Французская революция, например, отменила феодальную собственность в пользу буржуазной.

Для коммунизма характерно не упразднение собственности вообще, а упразднение буржуазной собственности.

Но современная буржуазная частная собственность - это высшее и наиболее совершенное выражение производства и присвоения продуктов, которое основано на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими.

В этом смысле коммунисты могут резюмировать свою теорию в одном выражении: отмена частной собственности.

Нас, коммунистов, обвиняют в том, что мы хотим отменить лично приобретенную, самостоятельно заработанную собственность, собственность, которая является основой всей личной свободы, деятельности и независимости.

Заработанная, приобретенная, самостоятельно заработанная собственность! Вы говорите о мелкобуржуазной, мелкокрестьянской собственности, которая предшествовала буржуазной? Ее не надо отменять, развитие промышленности отменило ее и отменяет с каждым днем.

Или вы говорите о современной буржуазной частной собственности?

Но разве наемный труд, труд пролетария, создает для него собственность? Вовсе нет. Он создает капитал, то есть собственность, эксплуатирующую наемный труд, который может размножаться только при условии, что он производит новый наемный труд, чтобы эксплуатировать его заново. Собственность в ее нынешней форме движется в рамках оппозиции капитала и наемного труда. Давайте рассмотрим две стороны этой оппозиции:

Быть капиталистом - значит занимать не только чисто личное, но и общественное положение в производстве. Капитал - это совместный продукт, который может быть приведен в движение только благодаря совместной деятельности многих членов общества, более того, в конечном счете только благодаря совместной деятельности всех членов общества. Поэтому капитал - это не личная, а социальная власть.

Поэтому, когда капитал превращается в общую собственность, принадлежащую всем членам общества, не личная собственность превращается в общественную. Трансформируется только социальный характер собственности. Она теряет свой классовый характер.

Перейдем к наемному труду:

Средняя цена наемного труда - это минимум заработной платы, то есть сумма продуктов, необходимых для поддержания жизни работника как работника. Таким образом, того, что наемный рабочий присваивает в результате своей деятельности, хватает лишь на то, чтобы снова производить свою голую жизнь. Мы ни в коем случае не хотим отменить это личное присвоение продуктов труда для воспроизводства непосредственной жизни, присвоение, не оставляющее чистой прибыли, которая могла бы дать власть над трудом других. Мы хотим лишь отменить жалкий характер этого присвоения, при котором рабочий живет только для увеличения капитала, живет лишь настолько, насколько этого требуют интересы господствующего класса. В буржуазном обществе живой труд является лишь средством увеличения накопленного труда. В коммунистическом обществе накопленный труд является лишь средством продления, обогащения и дальнейшего развития жизненного процесса трудящихся.

Таким образом, в буржуазном обществе прошлое управляет настоящим, в коммунистическом - настоящее управляет прошлым. В буржуазном обществе капитал независим и личностен, а активный индивид зависим и безличен.

И буржуазия называет отмену этих отношений отменой личности и свободы! И это справедливо. Однако это упразднение буржуазной личности, независимости и свободы.

В рамках нынешних буржуазных производственных отношений под свободой понимается свобода торговли, свобода купли-продажи.

Но если торгаш падает, то падает и свободный торгаш. Фразы о свободном торгаше, как и все другие бравады свободы нашей буржуазии, имеют смысл только по отношению к связанному торгашу, к порабощенному буржуа средневековья, но не по отношению к коммунистическому упразднению торгаша, буржуазных производственных отношений и самой буржуазии.

Вас ужасает, что мы хотим отменить частную собственность. Но в вашем существующем обществе частная собственность отменена для девяти десятых его членов; она существует именно потому, что для девяти десятых ее не существует. Таким образом, вы обвиняете нас в желании упразднить форму собственности, которая предполагает в качестве необходимого условия отсутствие собственности у подавляющего большинства членов общества.

Одним словом, вы обвиняете нас в том, что мы хотим отменить вашу собственность. Действительно, именно этого мы и хотим.

С того момента, когда труд уже не может быть превращен в капитал, деньги, земельную ренту, короче говоря, в монополизированную социальную власть, то есть с того момента, когда личная собственность уже не может быть превращена в буржуазную собственность, с этого момента вы заявляете, что личность упразднена.

Таким образом, вы признаете, что под личностью вы понимаете не кого иного, как буржуа, буржуазного собственника. И эта личность должна быть упразднена.

Коммунизм не отнимает у человека власть присваивать общественные продукты, он отнимает у него лишь власть порабощать чужой труд посредством этого присвоения.

На это возражают, что с отменой частной собственности всякая деятельность прекратится, и наступит всеобщая лень.

Согласно этому, буржуазное общество давно должно было бы погибнуть от праздности; ведь те, кто в нем трудится, не приобретают, а те, кто в нем приобретает, не трудятся. Все возражение сводится к тавтологии, что наемного труда больше нет, как только нет капитала.

Все возражения, выдвигаемые против коммунистического способа присвоения и производства материальных продуктов, были также распространены на присвоение и производство интеллектуальных продуктов. Как для буржуа прекращение классовой собственности есть прекращение самого производства, так для него прекращение классообразования тождественно прекращению образования вообще. Образование, о потере которого он сожалеет, для подавляющего большинства - это обучение работе на станке.

Но не спорьте с нами, измеряя отмену буржуазной собственности своими буржуазными представлениями о свободе, образовании, справедливости и т. д. Ваши представления сами являются продуктом буржуазной собственности. Ваши идеи сами являются продуктом буржуазных отношений производства и собственности, так же как ваше право - это лишь воля вашего класса, возведенная в ранг закона, воля, содержание которой дано в материальных условиях жизни вашего класса.

Заинтересованную концепцию, в которой вы превращаете ваши отношения производства и собственности из исторических отношений, временных в процессе производства, в вечные законы природы и разума, вы разделяете со всеми погибшими господствующими классами. То, что вы понимаете для античной собственности, то, что вы понимаете для феодальной собственности, вы не можете больше понимать для буржуазной собственности.

Упразднение семьи! Даже самых радикальных возмущает это позорное намерение коммунистов.

На чем основана нынешняя буржуазная семья? На капитале, на частном приобретении. Полностью развитая, она существует только для буржуазии; но она находит свое дополнение в принудительной бессемейности пролетариев и публичной проституции.

Семья буржуа, естественно, исчезает с исчезновением этого дополнения, и обе они исчезают с исчезновением капитала.

Вы обвиняете нас в том, что мы хотим отменить эксплуатацию детей их родителями? Мы признаем это преступление.

Но, говорите вы, мы отменяем самые интимные отношения, заменяя домашнее воспитание социальным.

А разве ваше воспитание тоже не определяется обществом? Социальными отношениями, в рамках которых вы воспитываетесь, прямым или косвенным вмешательством общества, через школы и т. д.? Коммунисты не изобретают влияния общества на воспитание, они лишь изменяют его характер, они вырывают воспитание из-под влияния господствующего класса.

Буржуазные изречения о семье и воспитании, об интимных отношениях между родителями и детьми становятся тем более отвратительными, чем больше в результате великой промышленности для пролетариев разрываются все семейные узы, а дети превращаются в простые предметы торговли и орудия труда.

Но вы, коммунисты, хотите ввести женское общество, - хором кричит нам вся буржуазия.

Буржуа видит в своей жене простое орудие производства. Он слышит, что орудия производства должны эксплуатироваться коллективно, и, естественно, не может думать ни о чем другом, кроме того, что судьба коммунальности постигнет и женщин.

Он не понимает, что речь идет именно об отмене положения женщины как простого орудия производства.

Кстати, нет ничего более нелепого, чем высокоморализованный ужас наших буржуа перед якобы официальным женским сообществом коммунистов. Коммунистам не нужно вводить женское сообщество, оно существовало почти всегда.

Наши буржуа, не довольствуясь тем, что жены и дочери их пролетариев находятся в их распоряжении, не говоря уже об официальной проституции, находят главное удовольствие в том, чтобы соблазнять своих жен взаимно.

Буржуазный брак в действительности является сообществом жен. Максимум, в чем можно обвинить коммунистов, так это в желании ввести официальное, открытое женское сообщество вместо лицемерно скрываемого. Само собой разумеется, что с отменой нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающее из них женское сообщество, то есть официальная и неофициальная проституция.

Коммунистов также обвиняют в том, что они хотят упразднить отечество, национальность. У рабочих нет отечества. Нельзя отнять у них то, чего у них нет. Поскольку пролетариат должен сначала завоевать политическую власть, возвыситься до национального класса, стать нацией, он сам остается национальным, хотя и не в том смысле, как буржуазия.

Национальная обособленность и антагонизм народов все более и более исчезают с развитием буржуазии, со свободой торговли, мировым рынком, единообразием промышленного производства и соответствующими ему условиями жизни.

С господством пролетариата они исчезнут еще больше. Объединение усилий, по крайней мере цивилизованных стран, является одним из первых условий его освобождения.

В той мере, в какой будет отменена эксплуатация одного человека другим, будет отменена и эксплуатация одной нации другой. С противостоянием классов внутри нации падает враждебная позиция наций по отношению друг к другу.

Обвинения, выдвигаемые против коммунизма с религиозной, философской и идеологической точек зрения, в целом не заслуживают более подробного обсуждения.

Нужно ли быть глубоко проницательным, чтобы понять, что с условиями жизни людей, с их общественными отношениями, с их социальным существованием меняются и их идеи, взгляды, понятия, одним словом, их сознание?

Что доказывает история идей, кроме того, что духовное производство трансформируется вместе с материальным? Господствующие идеи эпохи всегда были только идеями господствующего класса.

Говоря об идеях, революционизирующих целое общество, мы имеем в виду лишь тот факт, что в старом обществе формируются элементы нового, что с разрушением старых условий жизни происходит и разрушение старых идей.

Когда старый мир переживал упадок, старые религии были побеждены христианской религией. Когда в XVIII веке христианские идеи уступили место идеям Просвещения, феодальное общество вступило в смертельную борьбу с революционной буржуазией. Идеи свободы совести и свободы вероисповедания лишь провозгласили правило свободной конкуренции в области знаний.

«Но», - скажут, - »религиозные, моральные, философские, политические, правовые и т. д. идеи видоизменяются в ходе исторического развития. Религия, мораль, философия, политика и право всегда были подвержены этим изменениям. Существуют также вечные истины, такие как свобода, справедливость и т. д., которые являются общими для всех социальных условий. Коммунизм же отменяет вечные истины, он отменяет религию, мораль, вместо того чтобы их переделать, он тем самым противоречит всему предыдущему историческому развитию.

К чему сводится это обвинение? История всего общества до сих пор характеризовалась классовыми антагонизмами, которые в разные эпохи принимали различные формы. Однако, какую бы форму они ни принимали, эксплуатация одной части общества другой является общим для всех прошлых веков фактом. Неудивительно поэтому, что общественное сознание всех веков, несмотря на все свое разнообразие и многообразие, движется в определенных общих формах, в формах сознания, которые полностью растворяются только с полным исчезновением классового антагонизма.

Коммунистическая революция - это самый радикальный разрыв с традиционными отношениями собственности; неудивительно, что в ходе ее развития традиционные представления подвергаются самой радикальной ломке.

Но оставим в стороне возражения буржуазии против коммунизма. Мы уже видели выше, что первым шагом в рабочей революции является возвышение пролетариата до господствующего класса, борьба за демократию.

Пролетариат воспользуется своим политическим господством, чтобы постепенно вырвать у буржуазии весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и как можно быстрее увеличить массу производительных сил.

Сначала, конечно, это можно сделать только путем деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные отношения производства, то есть мерами, которые кажутся экономически неадекватными и несостоятельными, но которые в ходе движения опережают сами себя и неизбежны как средство опрокидывания всего способа производства. Эти меры, конечно, будут варьироваться от страны к стране.

Однако для наиболее развитых стран в целом можно применить следующие меры:

1. Экспроприация земельной собственности и использование земельной ренты для государственных расходов.
2. Сильный прогрессивный налог.
3. Отмена права наследования.
4. Конфискация имущества всех эмигрантов и бунтовщиков.
5. Централизация кредита в руках государства через национальный банк с государственным капиталом и исключительной монополией.
6. Централизация транспорта в руках государства.
7. Увеличение числа национальных фабрик, орудий производства, мелиорация и улучшение всех земель по общему плану.
8. Равный обязательный труд для всех, создание промышленных армий, особенно для сельского хозяйства.
9. Объединение сельского хозяйства и промышленности, постепенное уничтожение различий между городом и деревней.
10. Государственное и бесплатное образование для всех детей. Ликвидация фабричного труда для детей в его нынешней форме. Объединение образования с материальным производством и т. д.

Когда в процессе развития исчезают классовые различия и все производство сосредоточивается в руках связанных между собой лиц, государственная власть теряет свой политический характер. Политическое насилие в собственном смысле слова - это организованное насилие одного класса для угнетения другого. Когда пролетариат неизбежно объединяется как класс в борьбе против буржуазии, становится господствующим классом в результате революции и, как господствующий класс, насильственно упраздняет старые отношения производства, он вместе с этими отношениями производства упраздняет условия существования классового антагонизма, классы в целом, а значит, и свое собственное господство как класса.

На смену старому буржуазному обществу с его классами и классовыми антагонизмами приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого есть свободное развитие всех.

III. Социалистическая и коммунистическая литература

1. реакционный социализм

1a) Феодальный социализм

Французская и английская аристократия исторически была призвана писать памфлеты против современного буржуазного общества. Во Французской июньской революции 1830 года и в английском реформаторском движении она снова уступила ненавистному выскочке. О серьезной политической борьбе уже не могло быть и речи. Оставалась только литературная борьба. Но и в области литературы старые идиомы эпохи Реставрации, я имею в виду не английскую Реставрацию 1660-1689 годов, а французскую Реставрацию 1814-1830 годов (примечание Энгельса к английскому изданию 1888 года), стали невозможны. Чтобы вызвать сочувствие, аристократия должна была, по-видимому, упустить из виду свои интересы и формулировать свои обвинения против буржуазии только в интересах эксплуатируемого рабочего класса. Таким образом, она получала удовлетворение от возможности петь ругательства в адрес своего нового правителя и нашептывать ему на ухо более или менее зловещие пророчества.

Так возник феодальный социализм, наполовину плач, наполовину пасквиль, наполовину эхо прошлого, наполовину мрак будущего, иногда поражающий буржуазию в самое сердце горькими, остроумно язвительными суждениями, всегда комичный в своей полной неспособности понять ход современной истории.

Они размахивали мешком пролетарского нищего в своих руках как знаменем, чтобы сплотить за собой народ. Однако, как только они шли за ними, они видели старые феодальные гербы на их спинах и сбивались с пути под громкий и непочтительный смех.

Некоторые французские легитимисты и «Молодая Англия» показывали это зрелище.

Если феодалы доказывают, что их способ эксплуатации отличался от буржуазной эксплуатации, то они забывают, что эксплуатировали в совершенно иных, ныне изжитых обстоятельствах и условиях. Если они доказывают, что современный пролетариат не существовал под их властью, они забывают, что современная буржуазия была необходимым порождением их общественного строя.

Более того, они так мало скрывают реакционный характер своей критики, что их главное обвинение против буржуазии состоит именно в том, что при ее режиме развивается класс, который взорвет весь старый общественный строй.

Они обвиняют буржуазию скорее в создании революционного пролетариата, чем в создании пролетариата вообще.

Поэтому в политической практике они принимают участие во всех мерах насилия против рабочего класса, а в обычной жизни, несмотря на всю свою напыщенность, довольствуются тем, что срывают золотые яблоки и меняют верность, любовь и честь на овечью шерсть, свеклу и шнапс. Это относится в основном к Германии, где помещики и юнкерты управляют значительной частью своих владений за свой счет, а также являются крупными производителями свекольного сахара и картофельного шнапса. Более богатые английские аристократы еще не опустились так далеко; но и они умеют компенсировать падение своих пенсий, присваивая свои имена более или менее сомнительным учредителям акционерных обществ. (примечание Энгельса к английскому изданию 1888 г.). Как священнослужитель всегда шел рука об руку с феодалистом, так и клерикальный социализм шел рука об руку с феодализмом.

Нет ничего проще, чем придать христианскому аскетизму социалистическую окраску. Разве христианство не выступало также против частной собственности, против брака, против государства? Разве оно не проповедовало благотворительность и нищенство, безбрачие и умерщвление плоти, жизнь в келье и церковь вместо нее? Христианский социализм - это лишь святая вода, которой священник благословляет гнев аристократа.

1b) Мелкобуржуазный социализм

Феодальная аристократия - не единственный класс, который был свергнут буржуазией, чьи условия жизни увяли и умерли в современном буржуазном обществе. Средневековая мелкая буржуазия и мелкое крестьянство были предшественниками современной буржуазии. В менее развитых в промышленном и торговом отношении странах этот класс продолжает существовать наряду с зарождающейся буржуазией.

В тех странах, где развилась современная цивилизация, сформировалась новая мелкая буржуазия, которая находится между пролетариатом и буржуазией и постоянно формируется заново как дополняющая часть буржуазного общества, но члены которой постоянно отбрасываются в пролетариат в результате конкуренции, Мы даже видим, что с развитием крупной промышленности приближается время, когда они полностью исчезнут как самостоятельная часть современного общества и будут заменены в торговле, производстве и сельском хозяйстве надсмотрщиками за трудом и домашними работниками.

В таких странах, как Франция, где крестьянство составляет гораздо больше половины населения, было вполне естественно, что писатели, выступавшие на стороне пролетариата против буржуазии, применяли мелкобуржуазный и мелкокрестьянский стандарт к своей критике буржуазного режима и вставали на сторону рабочих с позиции мелкой буржуазии. Так формируется мелкобуржуазный социализм. Сисмонди является главой этой литературы не только для Франции, но и для Англии.

Этот социализм с большим умением вскрывал противоречия современных производственных отношений. Он разоблачал болтливые приукрашивания экономистов. Он неопровержимо показал разрушительное действие машин и разделения труда, концентрацию капитала и помещичьего землевладения, перепроизводство, кризисы, необходимое разорение мелких горожан и крестьян, несчастья пролетариата, анархию производства, вопиющие диспропорции в распределении богатства, истребительную промышленную войну между нациями, разрушение старых обычаев, старых семейных отношений, старых национальностей.

Однако в соответствии со своим позитивным содержанием этот социализм либо хочет восстановить старые средства производства и транспорта, а вместе с ними старые отношения собственности и старое общество, либо насильственно заключить современные средства производства и транспорта в рамки старых отношений собственности, которые были ими взорваны и должны были быть ими взорваны. В обоих случаях это реакционно и утопично одновременно. Гильдейская система на мануфактуре и патриархальная экономика в деревне - это его последние слова.

В своем дальнейшем развитии это направление выродилось в трусливое кошачье мяуканье.

1c) Немецкий или «истинный» социализм

Французская социалистическая и коммунистическая литература, возникшая под давлением господствующей буржуазии и являющаяся литературным выражением борьбы против этого господства, была завезена в Германию в то время, когда буржуазия только начинала борьбу против феодального абсолютизма.

Немецкие философы, полуфилософы и эстеты с жадностью ухватились за эту литературу, забыв только, что когда эти произведения были завезены из Франции, французские условия жизни не перешли одновременно в Германию. Перед лицом немецких условий французская литература потеряла всякое непосредственное практическое значение и приобрела чисто литературный вид. Она должна была выглядеть как пустые рассуждения о реализации человека. Так, для немецких философов XVIII века требования первой французской революции имели значение лишь требований «практического разума» вообще, а волеизъявления французской буржуазии означали в их глазах законы чистой воли, воли, какой она должна быть, истинно человеческой воли. Исключительный труд немецких литераторов состоял в том, чтобы согласовать новые французские идеи со своим старым философским сознанием, или, точнее, присвоить французские идеи со своей философской точки зрения. Это усвоение происходило так же, как усвоение чужой вещи - через перевод.

Хорошо известно, как монахи надписывали рукописи, содержащие классические произведения старого языческого периода, приправленными католическими историями святых. Немецкие литераторы придерживались противоположного подхода к профанированной французской литературе. Они писали свои философские глупости за французским оригиналом. Например, за французской критикой денежных отношений они писали «Entäußerung des menschlichen Wesens», за французской критикой буржуазного государства - «Aufhebung der Herrschaft des abstrakten Allgemeinen» и так далее.

Подчинение этих философских изречений французским разработкам они окрестили «философией действия», «истинным социализмом», «немецкой наукой о социализме» и т. д.

Таким образом, французская социалистическо-коммунистическая литература была формально выхолощена. А поскольку в руках немца она перестала выражать борьбу одного класса с другим, то немец сознавал, что преодолел «французскую односторонность», что вместо истинных потребностей и интересов человека, человека вообще, вместо интересов пролетария, человека, который не принадлежит ни к какому классу, который вообще не принадлежит к действительности, который принадлежит только к парам философской фантазии, он представил потребность в истине.

Этот немецкий социализм, который так серьезно и торжественно относился к своим неуклюжим школьным упражнениям и так громко трубил о них, постепенно утратил свою педантичную невинность. Борьба немецкой, особенно прусской буржуазии против феодалов и абсолютной королевской власти, одним словом, против либерального движения, становилась все более серьезной.

Истинному социализму представилась желанная возможность противопоставить политическому движению социалистические требования, обрушить традиционные анафемы на либерализм, на представительное государство, на буржуазную конкуренцию, буржуазную свободу печати, буржуазное право, буржуазную свободу и равенство и проповедовать массам, что они ничего не выигрывают от этого буржуазного движения, а скорее все теряют. Немецкий социализм вовремя забыл, что французская критика, бездумным отголоском которой он был, предполагала современное буржуазное общество с соответствующими материальными условиями жизни и соответствующей политической конституцией, а это были предпосылки, за которые нужно было бороться в Германии.

Она служила немецким абсолютным правительствам с их окружением из священников, школьных учителей, кабальных юнкеров и бюрократов в качестве желанного пугала против угрожающего подъема буржуазии.

Это было сладкое дополнение к горьким ударам плетью и ружейным пулям, с помощью которых те же правительства расправлялись с немецкими рабочими восстаниями.

Если «истинный» социализм был, таким образом, оружием в руках правительств против немецкой буржуазии, то он также непосредственно представлял реакционные интересы, интересы немецкой мелкой буржуазии. Мелкая буржуазия в Германии, доставшаяся нам от XVI века и вновь появившаяся здесь в различных формах с тех пор, составляет фактическую основу существующих условий.

Ее сохранение - это сохранение существующих немецких условий. Он боится определенного падения промышленного и политического господства буржуазии, с одной стороны, из-за концентрации капитала, а с другой - из-за появления революционного пролетариата. Истинный социализм, как ему казалось, одним выстрелом убивал обоих зайцев. Он распространялся как эпидемия.

Одеяние, сотканное из спекулятивной паутины, расшитое тонкодуховными цветами речи, пропитанное любовной эмоциональной росой, это буйное одеяние, в которое немецкие социалисты завернули свои несколько корявых «вечных истин», только увеличило продажи их товаров этой публике. Со своей стороны, немецкий социализм все больше осознавал свое призвание быть напыщенным представителем этой бледной буржуазии.

Он провозгласил немецкую нацию нормальной нацией, а немецкого обывателя - нормальным человеком. Каждой подлости он придавал скрытый, высший, социалистический смысл, в котором она обозначала свою противоположность. Он сделал окончательный вывод, прямо выступив против «сырого разрушительного» направления коммунизма и провозгласив свое беспристрастное превосходство над всей классовой борьбой. За редчайшими исключениями, все, что циркулирует в Германии из якобы социалистических и коммунистических сочинений, принадлежит к области этой грязной, нервирующей литературы. Революционная буря 1848 года сметала все это гнусное течение и лишила его пропагандистов желания идти дальше по пути социализма. Главным представителем и классическим типом этого течения является господин Карл Грюн. (Примечание Энгельса к немецкому изданию 1890 г.)'

2. Консервативный или буржуазный социализм

Часть буржуазии стремится исправить социальные недостатки, чтобы обеспечить существование буржуазного общества.

К ним относятся экономисты, филантропы, гуманитарии, те, кто улучшает положение рабочих классов, те, кто организует благотворительность, те, кто отменяет жестокое обращение с животными, основатели обществ воздержания и угловатые реформаторы самого пестрого толка. И этот буржуазный социализм также был развит в целые системы.

В качестве примера мы приводим «Философию несчастья» Прудона.

Буржуазные социалисты хотят иметь условия жизни современного общества без борьбы и опасностей, которые неизбежно из него вытекают. Они хотят существующее общество без элементов, которые его революционизируют и разрушают. Они хотят буржуазию без пролетариата. Буржуазия, естественно, представляет себе мир, в котором она правит, как самый лучший мир. Буржуазный социализм развивает эту утешительную идею в систему наполовину или целиком. Когда он призывает пролетариат реализовать свои системы и войти в Новый Иерусалим, он, в сущности, требует только, чтобы он остался в нынешнем обществе, но избавился от своих ненавистных представлений о нем.

Вторая, менее систематическая, но более практическая форма этого социализма стремилась удержать рабочий класс от всякого революционного движения, показывая, что ему могут быть полезны не те или иные политические изменения, а только изменения в материальных условиях жизни, в экономических условиях. Под изменением материальных условий жизни этот социализм понимает, однако, отнюдь не уничтожение буржуазных отношений производства, что возможно только революционным путем, а административные улучшения, происходящие на основе этих отношений производства, т. е. ничего не меняющие в отношениях между капиталом и наемным трудом, но в лучшем случае уменьшающие издержки правления буржуазии и облегчающие ее государственный бюджет.

Буржуазный социализм достигает своего адекватного выражения только тогда, когда он становится просто фигурой речи.

Свободная торговля! в интересах рабочего класса; защитные тарифы! в интересах рабочего класса; тюрьмы с камерами! в интересах рабочего класса - вот последнее, единственное серьезное слово буржуазного социализма.

Социализм буржуазии состоит именно в утверждении, что буржуа - это буржуа - в интересах рабочего класса.

3. Критико-утопический социализм или коммунизм

Мы не говорим здесь о литературе, которая выражала требования пролетариата во всех великих современных революциях. (Труды Бабёфа и т.д.).

Первые попытки пролетариата непосредственно заявить о своих классовых интересах в период всеобщего возбуждения, в период свержения феодального общества, неизбежно терпели неудачу из-за неразвитости самого пролетариата, а также из-за отсутствия материальных условий для его освобождения, которые являются продуктом буржуазной эпохи. Революционная литература, сопровождавшая эти первые движения пролетариата, неизбежно реакционна по своему содержанию. Она учит всеобщему аскетизму и грубому эгалитаризму.

Настоящие социалистические и коммунистические системы, системы Сен-Симона, Фурье, Оуэна и т. д., появляются в первый, неразвитый период борьбы между пролетариатом и буржуазией, который мы описали выше. (См. Буржуазия и пролетариат.)

Изобретатели этих систем признают противостояние классов и действенность распадающихся элементов в самом господствующем обществе. Но они не видят никакой исторической самодеятельности пролетариата, никакого политического движения, свойственного ему.

Поскольку развитие классового антагонизма идет в ногу с развитием промышленности, они не находят материальных условий для освобождения пролетариата и ищут социальную науку, социальные законы для создания этих условий. Их личная изобретательская деятельность должна занять место социальной деятельности, исторические условия освобождения должны быть заменены фантастическими, постепенная организация пролетариата в класс должна быть заменена специально разработанной организацией общества. Для них грядущая мировая история растворяется в пропаганде и практической реализации их социальных планов. Они осознают, что в своих планах они представляют главным образом интересы рабочего класса как наиболее страдающего класса. Пролетариат существует для них только с этой точки зрения наиболее страдающего класса.

Однако неразвитая форма классовой борьбы и их собственная жизненная ситуация означают, что они считают себя намного выше этого классового антагонизма. Они хотят улучшить условия жизни всех членов общества, включая наиболее обеспеченных. Поэтому они постоянно обращаются ко всему обществу без исключения, более того, предпочтительно к правящему классу. Достаточно понять их систему, чтобы признать ее как наилучший возможный план для наилучшего возможного общества.

Поэтому они отвергают все политические, особенно революционные действия, хотят достичь своей цели мирным путем и пытаются проложить путь к новому социальному Евангелию через небольшие, естественно, неудачные эксперименты, через силу примера.

Фантастическое описание будущего общества возникает в то время, когда пролетариат еще очень неразвит, т. е. когда он сам еще имеет фантастическое представление о своем положении, его первые предчувствия, побуждающие к всеобщему переустройству общества.

Социалистические и коммунистические произведения, однако, также состоят из критических элементов. Они атакуют все основы существующего общества. Поэтому они представляют собой чрезвычайно ценный материал для просвещения трудящихся. Их позитивные предложения о будущем обществе, например, отмена противопоставления города и деревни, семьи, частной занятости, наемного труда, провозглашение социальной гармонии, превращение государства в простое управление производством - все эти предложения лишь выражают исчезновение классового антагонизма, который только начинает развиваться и который они знают лишь в его первой бесформенной неопределенности. Таким образом, сами эти предложения все еще имеют чисто утопический смысл.

Значение критико-утопического социализма или коммунизма обратно пропорционально историческому развитию. В той же мере, в какой развивается и оформляется классовая борьба, это фантастическое возвышение над ней, эта фантастическая борьба с ней теряют всякую практическую ценность, всякое теоретическое обоснование. Поэтому, даже если создатели этих систем были во многом революционны, их ученики всегда образуют реакционные секты. Они сохраняют старые взгляды мастеров в противовес историческому развитию пролетариата. Поэтому они последовательно стремятся вновь притупить классовую борьбу и опосредовать противоречия. Они все еще мечтают об экспериментальном осуществлении своих социальных утопий, о создании индивидуальных Фаланстеров, о создании Домашних Колоний, Домашних Колоний (домашних колоний) - так Оуэн называет свои образцовые коммунистические общества. Фаланстере - так назывались социальные дворцы, запланированные Фурье. Икария - название утопической фантастической страны, коммунистическая организация которой была описана Кабетом. (Примечание Энгельса к немецкому изданию 1890 г.)' Основание маленькой Икарии Фаланстере - так назывались социалистические колонии, планируемые Шарлем Фурье; Икария - название, которое Кабет дал своей утопии, а затем и своей коммунистической колонии в Америке. (Примечание Энгельса к английскому изданию 1888 г.) - Дуодековское издание «Нового Иерусалима» - и чтобы построить все эти испанские замки, они должны взывать к филантропии буржуазных сердец и денежных мешков.

Постепенно они попадают в категорию реакционных или консервативных социалистов, описанных выше, и отличаются от них только более систематическим педантизмом, фанатичным суеверием в чудодейственные эффекты своей социальной науки. Поэтому они с ожесточением противостояли всем политическим движениям рабочих, которые могли возникнуть только из слепого неверия в новое Евангелие.

Оуэнисты в Англии, фурьеристы во Франции - там против чартистов, здесь против реформистов.

IV. Позиция коммунистов по отношению к различным оппозиционным партиям

Согласно разделу II, отношение коммунистов к уже созданным рабочим партиям самоочевидно, т.е. их отношение к чартистам в Англии и аграрным реформистам в Северной Америке.

Они борются за достижение ближайших целей и интересов рабочего класса, но в настоящем движении они также представляют будущее этого движения. Во Франции коммунисты присоединились к социал-демократической партии «Партия», которую в парламенте представлял Ледру-Роллен, в литературе - Луи Блан, а в ежедневной прессе - «Réforme». Название «социал-демократия» означало для этих ее изобретателей секцию демократической или республиканской партии с более или менее социалистической окраской. (Примечание Энгельса к английскому изданию 1888 года).

Партия, называвшая себя тогда во Франции социалистическо-демократической, представлялась политически Ледрю-Ролленом и литературно Луи Бланом; она, таким образом, сильно отличалась от современной немецкой социал-демократии. (примечание Энгельса к немецкому изданию 1890 г.)' против консервативной и радикальной буржуазии, не отказываясь при этом от права критиковать фразы и иллюзии, вытекающие из революционной традиции.

В Швейцарии они поддерживают радикалов, не признавая, что эта партия состоит из противоречивых элементов, отчасти демократических социалистов во французском смысле, отчасти радикальных буржуа.

Среди поляков коммунисты поддерживают партию, сделавшую аграрную революцию условием национального освобождения, ту самую, которая организовала Краковское восстание 1846 г. В феврале 1846 г. в польских землях началась подготовка к восстанию, направленному на национальное освобождение Польши. Только в Краковском вольном государстве, которое с 1815 года находилось под совместным контролем Австрии, России и Пруссии, повстанцам удалось 22 февраля одержать победу и сформировать национальное правительство, издавшее манифест об отмене феодальных повинностей. Восстание в Кракове было подавлено в начале марта 1846 года.

В Германии, как только буржуазия заняла революционную позицию, коммунистическая партия вместе с буржуазией вступила в борьбу против абсолютной монархии, феодального землевладения и мелкой буржуазии.

Но она ни на минуту не пренебрегает тем, чтобы выработать у рабочих как можно более ясное сознание враждебной противоположности между буржуазией и пролетариатом, чтобы немецкие рабочие сразу же превратили социальные и политические условия, которые буржуазия должна создать своим господством, в такое же оружие против буржуазии, чтобы после свержения реакционных классов в Германии немедленно начать борьбу с самой буржуазией. Коммунисты обращают свое главное внимание на Германию потому, что Германия находится накануне буржуазной революции и потому, что она осуществляет эту революцию в более передовых условиях европейской цивилизации в целом и с гораздо более развитым пролетариатом, чем Англия XVII века и Франция XVIII века, так что немецкая буржуазная революция может быть только непосредственной прелюдией к пролетарской революции.

Одним словом, коммунисты повсеместно поддерживают любое революционное движение против существующих социальных и политических условий.

Во всех этих движениях они подчеркивают вопрос о собственности, какую бы более или менее развитую форму он ни принимал, как основной вопрос движения. Наконец, коммунисты повсеместно работают над объединением и гармонизацией демократических партий всех стран.

Коммунисты не желают скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты только путем насильственного ниспровержения всех прежних общественных порядков. Пусть правящие классы трепещут перед коммунистической революцией. Пролетариям нечего терять в ней, кроме своих цепей. Они могут выиграть весь мир.

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!