Книга:Капитал (том I.)

Эту книгу можно прочитать здесь...

КНИГА:Капитал (том I.)

ОТ ИНСТИТУТА МАРКСА —ЭНГЕЛЬСА —ЛЕНИНА

Перевод трех томов «Капитала», вышедший под редакцией т. И. И. Степанова-Скворцова, является в целом удовлетворитель- ным как с точки зрения точности, так и в особенности с точки зре- ния ясности и доступности изложения. В этом переводе, выдержав- шем уже ряд изданий, великое произведение Маркса читали и изучали поколения русских большевиков. Вот почему, при подго- товке «Капитала» для данного издания, ИМЭЛ признал ненужным переводить «Капитал» заново, а решил ограничиться внесением необходимых исправлений в перевод И. И. Степанова-Скворцова.

При подготовке настоящего тома в перевод И. И. Степанова- Скворцова (издание 1920 г.) внесены изменения, которые сводятся к следующему:

1) Перевод 1920 г. был И. И. Степановым-Скворцовым сделан не с того текста «Капитала», который нам оставлен Марксом и Энгельсом, а с текста, «обработанного» и местами искаженного Каутским. При подготовке настоящего издания была произведена тщательная сверка русского перевода с 4-м немецким изданием и устранены изменения, произвольно внесенные Каутским в текст «Капитала».

2) Ленин цитирует в своих произведениях ряд отрывков из «Капитала», причем обычно приводит эти цитаты в собственном пе- реводе. В настоящем издании все эти места даны в переводе Ленина. В тех случаях, когда существовало несколько сделан- ных Лениным переводов одного и того же места, взят более позд- ний из них. Примененная Лениным в этих отрывках терминология (в тех случаях, когда она отличалась от терминологии перевода

I*

И. И. Степанова-Скворцова) в большинстве случаев распростра- нена на весь текст тома.

3) Редакция поставила себе задачу внести большее единообра- зие в терминологию перевода, поскольку в различных частях книги одни и те же термины Маркса переводились И. И. Степановым- Скворцовым по-разному. В ряде случаев из имевшихся в переводе И. И. Степанова-Скворцова различных терминов редакция выби- рала такой, который более удачно передает соответственный немец- кий термин Маркса.

4) При сличении перевода с подлинником был обнаружен и исправлен ряд неточностей (в особенности в главах I, III и XIII).

5) В тех случаях, когда в переводе встречались обороты тяже- лые и затрудняющие понимание текста, редакция считала необхо- димым дать более литературный и более понятный перевод.

6) При подготовке английского издания «Капитала» под редак- цией Энгельса была произведена проверка ссылок Маркса на источ- ники. При этом был обнаружен ряд опечаток и описок, которые и были исправлены в английском издании «Капитала». В немецких же изданиях часть этих описок и опечаток оставалась неисправлен- ной. Редакция настоящего издания сочла необходимым перенести эти поправки Энгельса в русский текст.

Кроме того, путем сличения 4-го немецкого издания с 1-м не- мецким и французским изданиями, а также с первоисточниками, удалось обнаружить ряд технических погрешностей и опечаток, которые здесь устранены. Эти исправления коснулись главным образом названий цитируемых Марксом произведений, ссылок на страницы, а также цифрового материала. В частности редакция проверила по первоисточникам и исправила цифровые неточности, вкравшиеся в таблицы на стр. 424, 440, 459, 471, 656, 661, 668, 681, 682, 685, 686, 704, 705, 706, 707. Эти неточности совершенно не изменяют выводов Маркса и в значительной степени являются результатом корректорских ошибок.

7) Цитаты из иностранных авторов, произведения которых имеются в русских переводах, даны здесь по соответствующим русским изданиям и только в тех случаях, когда русские переводы оказывались недостаточно удовлетворительными, цитата давалась в переводе И. И. Степанова-Скворцова или в новом переводе.

1937 г.

Факсимиле письма Маркса — Энгельсу 16 августа 1867 г. (Уменьшено.)

2 часа ночи, 16 августа 1867 г.

Дорогой Фред!

Только что закончил корректуру последнего листа (49-го). Приложение — о фор- мах стоимости, — напечатанное мелким шрифтом, занимает 11/4 листа.

Предисловие тоже отослал вчера, прокорректированное. Итак, этот том готов. Только тебе обязан я тем, что это стало возможным! Без твоего самопожертвования в отношении меня я ни за что не мог бы проделать всю огромную работу для трех ТOMOB. Обнимаю тебя, полный благодарности!

При сем два чистых листа.

Пятнадцать фунтов стерлингов получил с большою благодарностью.

Привет, мой дорогой, верный друг!

Твой К. Маркс.

ПОСВЯЩАЕТСЯ

моему незабвенному другу,

смелому, верному, благородному, передовому бойцу пролетариата

Вильгельму Вольфу.

Род. в Тарнау 21 июня 1809 г. Умер в изгнании в Манчестере 9 мая 1864 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ.

Произведение, первый том которого я предлагаю публике, составляет продолжение работы, выпущенной мною в 1859 г. под заглавием «Zur Kritik der Politischen Oekonomie» [«К критике поли- тической экономии»]. Длительный перерыв между началом и про- должением вызван многолетней болезнью, которая все снова и снова прерывала мою работу.

Содержание более раннего произведения, упомянутого выше, резюмировано в первой главе этого тома. Я сделал это не только в интересах большей связности и полноты исследования. Самое из- ложение улучшено. Многие пункты, которые там были едва наме- чены, получили здесь дальнейшее развитие, поскольку это допу- скал предмет исследования, и, наоборот, положения, обстоятельно разработанные там, лишь вкратце намечены здесь. Само собой разумеется, отделы, касающиеся исторического развития теории стоимости и денег, здесь выброшены совершенно. Однако читатель, знакомый с «Zur Kritik der Politischen Oekonomie», найдет в при- мечаниях к первой главе настоящего сочинения новые источники по истории этих теорий.

Всякое начало трудно, — эта истина справедлива для каждой науки. И в данном случае наибольшие трудности представляет по- нимание первой главы, — в особенности того ее отдела, который заключает в себе анализ товара. Что касается в частности анализа субстанции стоимости и величины стоимости, то я сделал его попу- лярным, насколько это возможно1. Форма стоимости, получающая

1 Это казалось тем более необходимым, что существенные недоразумения имеются даже в том отделе работы Ф. Лассаля, направленной против Шульце- Делича, где дается, как заявляет автор, «духовная квинт-эссенция» моего иссвои законченный вид в денежной форме, очень бессодержательна и проста. И, тем не менее, ум человеческий тщетно пытался постиг- нуть ее в течение более чем 2 000 лет, в то время как анализ гораздо более содержательных и сложных форм ему удался, по крайней мере, приблизительно. Почему так? Потому что развитое тело легче изучать, чем клеточку тела. К тому же при анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реак- тивами. То и другое должна заменить сила абстракции. Но товар- ная форма продукта труда, или форма стоимости товара, есть форма экономической клеточки буржуазного общества. Для непосвящен- ного анализ ее покажется просто рядом хитросплетений и мелочей. И это действительно мелочи, но мелочи такого рода, с какими имеет дело, напр., микро-анатомия.

За исключением отдела о форме стоимости, эта книга не пред- ставит трудностей для понимания. Я, разумеется, имею в виду читателей, которые желают научиться чему-нибудь новому и, сле- довательно, желают подумать самостоятельно.

Физик или наблюдает процессы природы там, где они прояв- ляются в наиболее отчетливой форме и наименее затемняются нару- шающими их влияниями, или же, если это возможно, производит эксперимент при условиях, обеспечивающих ход процесса в чистом виде. Предметом моего исследования в настоящей работе является капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Классической страной капита- лизма является до сих пор Англия. В этом причина, почему она слу- жит главной иллюстрацией для моих теоретических выводов. Но если немецкий читатель станет фарисейски пожимать плечами по поводу тех условий, в которые поставлены английские промышлен- ные и земледельческие рабочие, или вздумает оптимистически успо- каивать себя тем, что в Германии дело обстоит далеко не так плохо, то я должен буду заметить ему: De te fabula narratur! [О тебе эта история рассказывается!]

Существенна здесь, сама по себе, не более или менее высокая ступень развития тех общественных антагонизмов, которые выте- кают из естественных законов капиталистического производства. Существенны сами эти законы, сами эти тенденции, действующие и осуществляющиеся с железной необходимостью. Страна, промы- шленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего.

следования по этому предмету. Кстати сказать: если Ф. Лассаль все общие теоретические положения своих экономических работ, напр. об историческом характере капитала, о связи между производственными отношениями и спосо- бом производства и т. д. и т. д., заимствует из моих сочинений почти буквально, вплоть до созданной мною терминологии, и притом без указания источника, то это объясняется, конечно, соображениями пропаганды. Я не говорю, само собой разумеется, об отдельных деталях его теории и ее практических приме- нениях, с которыми у меня нет ничего общего.

Но этого мало. Там, где у нас вполне установилось капитали- стическое производство, напр. на фабриках в собственном смысле этого слова, наши условия гораздо хуже английских, так как отсутствует противовес в виде фабричных законов. Во всех остальных областях мы, как и другие континентальные страны Западной Европы, страдаем не только от развития капиталистического производства, но также и от недостатка его развития. Наряду с бедствиями современной эпохи нас гнетет целый ряд унаследованных бедствий, возникающих вследствие того, что продолжают прозябать стародавние, изжившие себя способы производства и соответствующие им устарелые общественные и политические отношения. Мы страдаем не только от живых, но и от мертвых. Le mort saisit le vif! [Мертвый хватает живого!]

По сравнению с английской, социальная статистика Германии и остальных континентальных страп Западной Европы находится в жалком состоянии. Однако она приоткрывает покрывало как раз настолько, чтобы заподозрить под ним голову Медузы. Положение дел у нас самих ужаснуло бы нас, если бы наши правительства и парламенты назначали периодически, как это делается в Англии, комиссии для исследования экономических условий, если бы эти комиссии были наделены такими же полномочиями для раскрытия истины, как в Англии, если бы удалось найти для этой цели таких же компетентных, беспристрастных и решительных людей, как английские фабричные инспектора, английские врачи, составляющие отчеты относительно «Public Health» («общественного здравия»), как члены английских комиссий, исследовавших условия эксплуатации женщин и детей, состояние жилищ, питания и т. д. Персей нуждался в шапке-невидимке, чтобы преследовать чудовищ. Мы по уши влезаем в шапку-невидимку, чтобы иметь возможность отрицать самое существование чудовищ.

Нечего предаваться иллюзиям. Подобно тому как американская война XVIII столетия за независимость прозвучала набатным колоколом для европейской буржуазии, так по отношению к рабочему классу Европы ту же роль сыграла американская гражданская война XIX столетия. В Англии процесс переворота стал уже вполне осязательным. Достигнув известной ступени, он должен перекинуться на континент. Он примет здесь более жестокие или более гуманные формы в зависимости от уровня развития самого рабочего класса. Таким образом, независимо от каких-либо мотивов более высокого порядка, насущнейший интерес господствующих ныне классов предписывает убрать все те стесняющие развитие рабочего класса препятствия, которые поддаются законодательному регулированию. Потому-то, между прочим, я уделил в настоящем томе столь значительное место истории, содержанию и результатам английского фабричного законодательства. Всякая нация может и должна учиться у других. Правда, общество, даже если оно напало

на след естественного закона своего развития, — а конечной целью моего сочинения является открытие экономического закона движения современного общества, — не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами. Но оно может сократить и смягчить муки родов.

Несколько слов для того, чтобы устранить возможные недоразумения. Фигуры капиталиста и земельного собственника я рисую далеко не в розовом свете. Но здесь дело идет о лицах лишь постольку, поскольку они являются олицетворением экономических категорий, носителями определенных классовых отношений и интересов. Моя точка зрения состоит в том, что я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естественно-исторический процесс; поэтому с моей точки зрения, меньше чем с какой бы то ни было другой, отдельное лицо можно считать ответственным за те условия, продуктом которых в социальном смысле оно остается, как бы ни возвышалось оно над ними субъективно.

В области политической экономии свободное научное исследование встречается не только с теми врагами, с какими оно имеет дело в других областях. Своеобразный характер материала, с которым имеет дело политическая экономия, вызывает на арену борьбы против свободного научного исследования самые яростные, самые низменные и самые отвратительные страсти человеческой души — вызывает фурий частного интереса. Так, высокая англиканская церковь скорее простит нападки на 38 из 39 членов ее символа веры, чем нападки на 1/39 ее денежного дохода. В наши дни сам атеизм представляет собою culpa levis [небольшой грех] по сравнению с критикой традиционных отношений собственности. Однако и здесь прогресс не подлежит сомнению. Я укажу, напр., на опубликованную за последние недели Синюю книгу: «Correspondence with Her Majesty's Missions Abroad, regarding Industrial Questions and Trades Unions». Иностранные представители английской короны заявляют здесь самым недвусмысленным образом, что в Германии, Франции, — одним словом, во всех культурных государствах европейского континента, — радикальное изменение в существующих отношениях между капиталом и трудом столь же ощутительно и столь же неустранимо, как в Англии. Одновременно с этим по ту сторону Атлантического океана господин Уэйд, вице-президент Соединенных Штатов Северной Америки, заявил на публичном собрании: по устранении рабства в порядок дня становится радикальное изменение отношений капитала и отношений земельной собственности. Таковы знамения времени; их не скроешь от глаз ни пурпурной мантией, ни черной рясой. Это не означает, конечно, что завтра произойдет чудо. Но это означает, что уже сами господствующие классы начинают смутно чувствовать, что теперешнее общество не твердый кристалл, а организм, способный к превращениям и находящийся в постоянном процессе превращения.

Второй том этой работы будет посвящен процессу обращения капитала (книга II) и капиталистическому процессу в целом (книга ГII), заключительный третий том (книга IV) — истории экономических теорий.

Я буду рад всякому указанию научной критики. Что же касается предрассудков так называемого общественного мнения, которому я никогда не делал уступок, то моим девизом попреж- пему остаются слова великого флорентийца:

Segui il tuo cor so, e lascia dir le genti! [Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят, что угодно!]

Карл Маркс

Лондон, 25 июля 1867 г.

ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ.

Я должен прежде всего указать читателям первого издания на изменения, произведенные во втором издании. Гюлес отчетливое подразделение книги бросается в глаза. Дополнительные примечания везде отмечены как примечания ко второму и зданию. Что касается самого текста, важнейшее заключается в следующем.

Глава 1,1 — с большей научной строгостью выполнено выведение стоимости из анализа уравнений, в которых выражается всякая меновая стоимость, а также отчетливо выражена лишь намеченная в первом издании связь между субстанцией стоимости и определением ее величины общественно необходимым рабочим временем. Глава I, 3 («Форма стоимости») совершенно переработана: это было необходимо уже вследствие того, что в первом издании изложение давалось дважды. Кстати сказать, к этому двойному изложению побудил меня мой друг д-р Л. Кугельман из Ганновера. Я посетил его весной 1867 г., когда из Гамбурга пришли первые пробные оттиски, и он убедил меня, что для большинства читателей необходимо дополнительное, более дидактическое выяснение формы стоимости. — Последний отдел первой главы: «Товарный фетишизм и т. д.», в значительной части изменен. Глава III, 1 («Мера стоимостей») тщательно пересмотрена, так как этот отдел в первом издании был выполнен небрежно, — читатели отсылались к изложению, данному уже в «Zur Kritik der Politischen Oekonomie», Berlin 1859. Значительно переработана глава VII, в особенности часть 2.

Было бы бесполезно указывать на все частичные изменения текста, подчас чисто стилистические. Они разбросаны по всей книге. Однако, пересматривая текст для выходящего в Париже французского перевода, я теперь нахожу, что некоторые части

немецкого оригинала местами требуют основательной переработки, местами лишь правки в стилистическом отношении или тщательного устранения случайных недосмотров. Но для этого у меня не было времени, так как только осенью 1871 г., будучи занят другими неотложными работами, я получил известие, что книга распродана и печатание второго издания должно начаться уже в январе 1872 г.

Понимание, которое быстро встретил «Капитал» в широких кругах немецкого рабочего класса, есть лучшая награда за мой труд. Г. Мейер, венский фабрикант, человек, стоящий в экономических вопросах на буржуазной точке зрения, в одной брошюре, вышедшей во время франко-прусской войны, изложил совершенно верпую мысль, что выдающиеся способности к теоретическому мышлению, считавшиеся наследственным достоянием немцев, совершенно исчезли у так называемых образованных классов, но зато снова оживают у них в рабочем классе.

В Германии политическая экономия до настоящего времени оставалась иностранной наукой. Густав фон Гюлих в своей книге «Geschichtliche Darstellung des Handels, der Gewerbe etc.», а именно в двух первых томах этой работы, вышедших в 1830 г., уже выяснил большую часть тех исторических условий, которые препятствовали у нас развитию капиталистического способа производства, а следовательно, и формированию современного буржуазного общества. Отсутствовала, таким образом, жизненная почва для политической экономии. Последняя ввозилась из Англии и Франции в виде готового товара; немецкие профессора политической экономии оставались учениками. Теоретическое выражение чужой действительности превратилось в их руках в собрание догм, которые они истолковывали в духе окружающего их мелкобуржуазного мира, т. е. истолковывали превратно. Не будучи в состоянии подавить в себе чувство своего научного бессилия и неприятное сознание, что приходится играть роль учителей в сфере, на самом деле им чуждой, они постарались прикрыться показным богатством литературно- исторической учености или же заимствованием совершенно постороннего материала из области так называемых камеральных наук, — из этой мешанины* разнообразнейших сведений, чистилищный огонь которых должен выдержать каждый преисполненный надежд кандидат в германские бюрократы.

С 1848 г. капиталистическое производство быстро развилось в Германии и в настоящее время уже переживает горячку своего спекулятивного расцвета. Но по отношению к нашим профессиональным ученым судьба остается попрежнему немилостивой. Пока у них была возможность заниматься политической экономней беспристрастно, в германской действительности отсутствовали современные экономические отношения. Когда же эти отношения появились, это произошло при таких обстоятельствах, которые больше нс допускают возможности их беспристрастного изучения в рамках буржуазного кругозора. Поскольку политическая экономия является буржуазной, т. е. поскольку она рассматривает капиталистический строй не как исторически преходящую ступень развития, а, наоборот, как абсолютную, конечную форму общественного производства, она может оставаться научной лишь до тех пор, пока классовая борьба находится в скрытом состоянии или обнаруживается лишь в единичных проявлениях.

Возьмем Англию. Ее классическая политическая экономия относится к периоду неразвитой классовой борьбы. Последним великий представитель английской классической экономии, Рикардо, в конце концов сознательно берет исходным пунктом своего исследования противоположность классовых интересов, заработной платы и прибыли, прибыли и земельной рейты, наивно рассматривая эту противоположность как естественный закон общественной жизни. Вместе с этим буржуазная наука достигла в области политической экономии своего последнего, непереходимого предела. Еще при жизни Рикардо и в противоположность ему выступила критика буржуазной экономии в лице Сисмопди Е

Последующий период, 1820—1830 гг., характеризуется в Англии научным оживлением в области политической экономии. Это был период вульгаризации и распространения рикардовской теории и в то же время ее борьбы со старой школой. Происходили блестящие турниры. То, что было сделано в это время экономистами, мало известно на европейском континенте, так как полемика по большей части рассеяна в журнальных статьях, случайных брошюрах и памфлетах. Обстоятельства того времени объясняют беспристрастный характер этой полемики, беспристрастный, невзирая на то, что в виде исключения теория Рикардо уже тогда применялась как орудие нападения на буржуазное хозяйство. С одной стороны, сама крупная промышленность едва выходила из пеленок; это видно уже из того обстоятельства, что только кризисом 1825 г. начинаются периодические кругообороты се современной жизни. С другой стороны, классовая борьба между капиталом и трудом была отодвинута на задний план: в политической области ее заслоняла распря между феодалами и правительствами, сплотившимися вокруг Священного союза, с одной стороны, и руководимыми буржуазией народными массами — с другой; в экономической области се заслоняли раздоры .между промышленным капиталом и аристократическим землевладением, которые во Франции скрывались за противоположностью интересов мелкого и крупного землевладения, а в Англии со времени хлебных законов прорыва-лись открыто. Английская экономическая литература этой эпохи напоминает период бури и натиска во Франции после смерти д-ра Кенэ, однако напоминает лишь в том смысле, в каком бабье лето напоминает весну. В 1830 г. наступил кризис, которым все было решено одним разом.

1 См. мою работу «Zur Kritik der Politischen Oekonomie», Berlin 1859, стр. 39 [К. Маркс: «К критике политической экономии».' Соч. К. Маркса и Ф. Энгельса, т. XII, ч. I, стр. 47, 48J.

Буржуазия во Франции и в Англии завоевала политическую власть. Начиная с этого момспта классовая борьба, практическая и теоретическая, принимает все более ярко выраженные и угрожающие формы. Вместе с тем пробил смертный час для научной буржуазной экономии. Отныне дело шло уже не о том, правильна или неправильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображениями или пет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются предвзятой, угодливой апологетикой. Впрочем, претенциозные трактатцы, издававшиеся Anti-Cornlawleague [Лигой борьбы против хлебных законов] с фабрикантами Кобденом и Брайтом во главе, все же представляли своей полемикой против землевладельческой аристократии известный интерес, если не научный, то, по крайней мере, исторический. Но со времени сэра Роберта Пиля и это последнее жало было вырвано у вульгарной экономии фрптрсдсрским законодательством.

Континентальная революция 1848—1849 гг. отразилась и на Англии. Люди, все еще претендовавшие на научное значение п не довольствовавшиеся ролью простых софистов и сикофантов господствующих классов, старались согласовать политическую экономию капиталистов с притязаниями пролетариата, которых уже нельзя было более игнорировать. Отсюда тот плоский синкретизм, лучшим представителем которого является Джон Стюарт Милль. Это — банкротство «буржуазной» политической экономии, как мастерски выяснил уже в своих «Очерках политической экономии по Миллю» великий русский ученый и критик Н. Чернышевский.

Таким образом, в Германии капиталистпческий способ производства созрел лишь после того, как в Англии и Франции его антагонистический характер обнаружился в шумных битвах исторической борьбы, причем германский пролетариат уже обладал юраздо более выработанным теоретически классовым сознанием, чем германская буржуазия. Итак, едва наступили условия, при которых буржуазная наука политической экономии казалась возможной, как она уже снова сделалась невозможной.

При таких обстоятельствах ее вожди разделились на два лагеря. Одни, мудрые практики, люди наживы, сплотились вокруг знамени Бастпа, самого пошлого, а потому и самого удачливого представителя вульгарно-экономической апологетики. Другие, профессорски гордые достоинством своей науки, последовали за Джоном Стюартом Миллем в его попытке примирить непримиримое.

Немцы в период упадка буржуазной политической экономии, как и в классический ее период, остались простыми учениками, поклонниками и подражателями заграницы, мелкими разносчиками продуктов крупных заграничных фирм.

Таким образом, особенности исторического развития, германского общества исключают возможность какой бы то ни было оригинальной разработки «буржуазной» политической экономии, но не возможность ее критики. Поскольку такая критика вообще представляет известный класс, она может представлять лишь один класс; тот, историческое призвание которого — совершить переворот в капиталистическом способе производства и окончательно уничтожить классы, т. е. может представлять лишь пролетариат.

Ученые и неученые вожди германской буржуазии попытались сначала замолчать «Капитал», как это им удалось по отношению к моим более ранним работам. Но когда эта тактика уже церсстала отвечать обстоятельствам времени, они, под предлогом критики моей книги, напечатали ряд советов на предмет «успокоения буржуазной совести», по встретили в рабочей прессе — см., иапр., статьи Иосифа Дицгена в «Volksstaat» — превосходных противников, которые до сего дня не дождались от них ответа \

Прекрасный русский перевод «Капитала» появился весной 1872 г. в Петербурге. Издание в 3 000 экземпляров в настоящее время уже почти разошлось. Еще в 1871 г. Н. Зибер, профессор политической экономии в Киевском университете, в своей работе «Теория ценности и капитала Д. Рикардо» показал, что моя теория стоимости, денег и капитала в ее основных чертах является необходимым дальнейшим развитием учения Смита — Рикардо. При чтении этой цепной книги западноевропейского читателя особенно поражает последовательное проведение раз принятой чисто теоретической точки зрения.

Метод, примененный в «Капитале», был плохо понят, как это доказывается уже различными противоречащими друг другу характеристиками его.

*1 Косноязычные болтуны германской вульгарной экономии бранят стиль и способ изложения «Капитала». Литературные недостатки моего труда я сознаю лучше, чем кто-либо другой. Тем не менее ради удовольствия и поучения этих господних публики я процитирую мнение английской и русской критики. «Saturday Review», безусловно враждебная моим взглядам, в своей заметке по поводу первого немецкого издания пишет: «Изложение сообщает даже самым сухим экономическим вопросам своеобразную прелесть (charm)». «С.-Петербургские Ведомости» в номере от 20 апреля 1872 г. между прочим замечают: «Изложение его труда (исключая некоторые слишком специальные частности) отличается ясностью, общедоступностью и, несмотря на научную высоту предмета, необыкновенной живостью. В этом отношении автор... далеко не походит на большинство немецких ученых, которые... пишут свои сочинения таким темным и сухим языком, от которого у обыкновенных смертных трещит голова». У читателей современной немецко-национально-либераль- ной профессорской литературы трещит не голова, а кое-что совершенно другое.

Так, напр., парижская «Revue Positiviste» упрекает меия, с одной стороны, в том, что я рассматриваю политическую экономию метафизически, а с другой стороны — отгадайте-ка, в чем? — в том, что я ограничиваюсь критическим расчленением данного, а не сочиняю рецептов (контовских?) для лаборатории будущего. По поводу упрека в метафизике проф. Зибер замечает: «Насколько речь идет собственно о теории, метод Маркса есть дедуктивный метод всей английской школы, и недостатки его, как и достоинства, разделяются лучшими из экономистов-теоретиков» [Н. Зибер: «Теория ценности и капитала Д.Рикардо»,стр. 170]. Г-н М. Блок — «Les Théoriciens du Socialismc en Allemagne. Ex trait du «Journal des Économistes», juillet et aoüt 1872» — открывает, что мой метод — аналитический, и говорит между прочим: «Этой работой г. Маркс доказал, что он является одним из самых выдающихся аналитических умов» [стр. 7]. Немецкие рецензенты кричат, конечно, о гегелианской софистике. Петербургский «Вестник Европы» в статье, посвященной исключительно методу «Капитала» (майский номер за 1872 г., стр. 427—436), находит, что метод моего исследования строго реалистичен, а метод изложения, к несчастью, немецки-диалектичен. Автор пишет: «С виду, если судить по внешней форме изложения, Маркс большой идеалист-философ, и притом в «немецком», т. е. дурном, значении этого слова. На самом же деле он бесконечно более реалист, чем все его предшественники в деле экономической критики... Идеалистом его пи в каком случае уже нельзя считать». Я не могу лучше ответить автору, как несколькими выдержками из его же собственной критики; к тому же выдержки эти не лишены интереса для многих из моих читателей, не знакомых с русским языком.

Приведя цитату из моего предисловия к «Zur Kritik der Politischen Ockonomie», Berlin 1859, стр. IV—VII, где я изложил материалистическую основу моего метода, автор продолжает:

«Для Маркса важно только одно: найти закон тех явлений, исследованием которых он занимается. И при этом для него важен не один закон, управляющий ими, пока они имеют известную форму и пока они находятся в том взаимоотношении, которое наблюдается в данное время. Для него, сверх того, еще важен закон их изменяемости, их развития, т. е. перехода от одной формы к другой, от одного порядка взаимоотношений к другому. Раз он открыл этот закон, он рассматривает подробнее последствия, в которых закон проявляется в общественной жизни... Сообразно с этим Маркс заботится только об одном: чтобы точным научным исследованием доказать необходимость определенных порядков общественных отношений и чтобы возможно безупречнее констатировать факты, служащие ему исходными пунктами и опорой. Для него совершенно достаточно, если он, доказав необходимость современного порядка, доказал и необходимость другого порядка, к которому непременно должен быть сделай переход от первого, все равно, думают ли об этом или не думают, сознают ли это или не сознают. Маркс рассматривает общественное движение как естественно-исторический процесс, которым управляют законы, не только не находящиеся в зависимости от воли, сознания и намерения человека, но и сами еще определяющие его волю, сознание и намерения... Если сознательный элемент в истории культуры играет такую подчиненную роль, то понятно, что критика, имеющая своим предметом самую культуру, всего менее может иметь своим основанием какую-нибудь форму пли какой-либо результат сознания. Т. е. не идея, а внешнее явление одно только может ей служить исходным пунктом. Критика будет заключаться в сравнении, сопоставлении и сличении факта не с идеей, а с другим фактом. Для нее важно только, чтобы оба факта были возможно точнее исследованы и действительно представляли собою различные степени развития, да, сверх того, важно, чтобы не менее точно были исследованы порядок, последовательность и связь, в которых проявляются эти степени развития... Иному читателю может при этом притти на мысль и такой вопрос... ведь общие законы экономической жизни одни и те же, все равно, применяются ли они к современной или прошлой жизни? Но именно этого Маркс не признает. Таких общих законов для него не существует... По его мнению, напротив, каждый крупный исторический период имеет свои законы... Но как только жизнь пережила данный период развития, вышла из дайной стадии и вступила в другую, она начинает управляться уже другими законами. Словом, экономическая жизнь представляет нам в этом случае явление, совершенно ана- логичное тому, что мы наблюдаем в других разрядах биологических явлений... Внимательный анализ внутреннего строя и свойств деятельного состояния явлении этой (экономической) жизни неоднократно убеждал многих исследователей, уже с сороковых годов, в неверности того взгляда старых экономистов на природу экономического закона, по которому последний однороден с законами физики и химии... Более глубокий анализ явлений показал, что социальные организмы отличаются друг от друга не менее глубоко, чем организмы ботанические и зоологические... Одно и то же явление, вследствие различия в строе этих организмов, разнородности их органов, различий условий, среди которых органам приходится функционировать, и т. д., может поэтому на разных степенях развития... подчиняться совершенно различным законам. Маркс отказывается, напр., признавать, что закон увеличения народонаселения один и тот же всегда и повсюду, для всех времен и для всех мест. Он утверждает, напротив, что каждая степень развития имеет свой закон размножения... То, что в-экономической жизни происходит, зависит от степени производительности экономических сил... При различиях в производи'!ельности и послед

ствия ее будут различны, а с ними и законы, ими управляющие. Задаваясь, таким образом, целью — исследовать и объяснить капиталистический порядок хозяйства, Маркс только строго научно формулировал цель, которую может иметь точное исследование экономической жизни... Его научная цена заключается в выяснении тех частных законов, которым подчиняются возникновение, существование, развитие, смерть данного социального организма и заменение его другим, высшим. И эту цену действительно имеет книга Маркса».

Автор, очертив так удачно то, что он называет моим действительным методом, и отнесшись так благосклонно к моим личным приемам применения этого метода, тем самым очертил не что иное, как диалектический метод.

Конечно, способ изложения не может с формальной стороны не отличаться от способа исследования. Исследование должно детально освоиться с материалом, проанализировать различные формы его развития, проследить их внутреннюю связь. Лишь после того как эта работа закончена, может быть надлежащим образом изображено действительное движение. Раз это удалось и жизнь материала получила свое идеальное отражение, то на первый взгляд может показаться, что перед нами априорная конструкция.

Мой диалектический метод нс только в корне отличен от гегелевского, но представляет его прямую противоположность. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург [творец, созидатель] действительного, которое представляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней.

Мистифицирующую сторону гегелевской диалектики я подверг критике почти 30 лет тому назад, в то время, когда она была еще в моде. Но как раз в то время, когда я разрабатывал первый том «Капитала», крикливые, претенциозные и ограниченные эпигоны, задающие тон в современной образованной Германии, усвоили манеру третировать Гегеля, как некогда, во времена Лессинга, доблестный Моисеи Мендельсон третировал Спинозу, а именно — как «мертвую собаку». Я поэтому открыто заявил себя учеником этого великого мыслителя и в главе о теории стоимости местами даже кокетничал характерной для Гегеля манерой выражения. Мпстифнкацпя, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал исчерпывающую и сознательную картину ее общих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно.

В своей мистифицированной форме диалектика стала немецкой модой, так как казалось, будто она прославляет существующее положение вещей. В своем рациональном виде диалектика внушает буржуазии и се доктрииерам-идеологам лишь злобу и ужас, так как в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, каждую осуществленную форму она рассматривает в движении, следовательно также и с ее преходящей стороны, она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна.

Полное противоречий движение капиталистического общества всего осязательнее дает себя почувствовать практическому буржуа в колебаниях пробегаемого современной промышленностью периодического цикла, апогеем которых является общий кризис. Кризис опять надвигается, хотя находится еще в своих подготовительных стадиях, и благодаря ширине своей арены, благодаря интенсивности своего действия он вдолбит диалектику даже в головы выскочек новой священной прусско-германской империи.

Карл Маркс.

Лондон, 24 января 1873 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ФРАНЦУЗСКОМУ ИЗДАНИЮ.

Гражданину Морису Лашатру.

Дорогой гражданин!

Я с величайшим одобрением отношусь к вашей идее издать «Капитал» в виде периодически выходящих выпусков. В такой форме работа станет более доступной для рабочего класса, а это для меня решающее соображение.

Такова лицевая сторона медали. Но есть и оборотная сторона: метод исследования, которым я пользуюсь и который до сих пор не применялся'к экономическим вопросам, делает чтение первых глав очень трудным. Можно опасаться, что у французской публики, которая всегда нетерпеливо стремится к окончательным выводам и жаждет узнать, в какой связи стоят общие принципы с непосредственно волнующими ее вопросами, пропадет интерес к книге, если, приступив к чтению, она не сможет сразу же перейти к дальнейшему.

Здесь я могу помочь только одним: с самого же начала указать на это затруднение читателю, жаждущему истины, и предостеречь его. В науке нет широкой столбовой дороги [route royale], и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам.

Примите, дорогой гражданин, уверения в моей преданности.

Карл Маркс.

Лондон, 18 марта 1872 г.

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ФРАНЦУЗСКОМУ ИЗДАНИЮ.

Г-н Ж. Руа обещал дать возможно точпътй и даже дословный перевод. Он добросовестно выполнил свою задачу. Но как раз его добросовестность и точность заставили меня изменить редакцию, чтобы сделать ее более доступной для читателей. Эти изменения, которые иногда приходилось делать поспешно, так как книга выходила выпусками, не всегда производились с одинаковой тщательностью, и это повело к неровности стиля.

Но раз взявшись за работу по проверке, я почувствовал себя вынужденным распространить ее и на основной текст оригинала (второе немецкое издание) — упростить одни места, дополнить другие, сделать исторические или статистические добавления, присоединить критические замечания и т. д. Пусть в предлагаемом французском издании есть свои литературные недостатки: оно представляет особую научную ценность наряду с оригиналом, и потому им должны пользоваться и читатели, знакомые с немецким языком.

Ниже я помещаю выдержки из послесловия ко второму немецкому изданию, в которых идет речь о развитии политической экономии в Германии и о методе, применяемом в настоящей работе.

Карл Маркс.

Лондон, 28 апреля 1875 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ.

Марксу нс суждено было самому подготовить к печати это третье издание. Мощный мыслитель, перед величием которого в настоящее время склоняются даже его противники, умер 14 марта 1883 г.

На меня, потерявшего в лице Маркса человека, с которым меня связывала сорокалетняя теснейшая дружба, друга, которому я обязан больше, чем это может быть выражено словами, — на меня падает теперь долг выпустить в свет как это третье издание первого тома, так и второй том, оставленный Марксом в виде рукописи. О выполнении мною первой части этого долга я и даю здесь отчет читателю.

Маркс сначала предполагал переработать большую часть текста первого тома, отчетливее формулировать некоторые теоретические положения, присоединить к ним новые, дополнить исторический и статистический материал новыми данными вплоть до настоящего времени. Болезнь и необходимость заняться окончательной редакцией второго тома заставили его отказаться от этого. Предполагалось изменить лишь самое необходимое, внести лишь те доп о л пения, которые уже заключает в себе вышедший за это время французский перевод («Le Capital», par Karl Marx. Paris, Lachâtre, 1873).

В числе оставшихся после Маркса книг отыскался немецкий экземпляр «Капитала», снабженный в отдельных местах поправками и ссылками на французское издание; равным образом нашелся французский экземпляр, в котором были точно отмечены все места, которые Маркс хотел использовать в новом издании. Эти изменения и дополнения ограничиваются, за немногими исключениями, последней частью книги, отделом «Процесс накопления капитала». Текст этого отдела до сих пор подвергся наименьшим изменениям по сравнению с первоначальным наброском книги, в то время как текст предшествующих отделов её был основательно переработан. Поэтому стиль был здесь более живым, более цельным, но в то же время более небрежным, чем в других частях: попадались англицизмы, отдельные неточности, ход изложения обнаруживал кое-где пробелы, а отдельные важные моменты были лишь бегло намечены.

Что касается стиля, то Маркс сам тщательно пересмотрел и исправил некоторые подотделы и тем самым, а также многочисленными устными указаниями, дал мне критерий того, в какой степени следует устранить английские технические выражения и прочие англицизмы. Вставки и дополнения Маркс, если* бы он был жив, подверг бы, конечно, переработке, заменив гладкий французский язык своим, сжатым немецким. Я вынужден был удовлетвориться простым перенесением их в соответствующие места книги, стараясь лишь, чтобы они возможно более гармонировали с основным текстом.

Таким образом, в этом третьем издании я не изменял ни одного слова, раз не был убежден с полной несомненностью, что его изменил бы и сам автор. Мне, конечно, и в голову не приходило ввести в «Капитал» тот ходячий жаргон, на котором изъясняются немецкие экономисты, — эту тарабарщину, на которой работодателей [Arbeitgeber] называется тот, кто за наличные деньги получает чужой труд, а работополучателем [Arbeitnehmer] — тот, у кого за плату отбирают его труд. Французы в обыденной жизни также употребляют слово «travail» в смысле «занятие». Но, конечно, французы приняли бы за помешанного такого экономиста, который вздумал бы назвать капиталиста donneur de travail [работодатель], а рабочего—receveur de travail [работополуча- тель].

Равным образом я счел недопустимым свести употребляемые везде в книге английские единицы денег, меры и веса к их новогерманским эквивалентам. Когда появилось первое издание «Капитала», число различных единиц меры и веса, существовавших в Германии, равнялось чуть ли не числу дней в году; к тому же имелось два вида марок (имперская марка существовала тогда лишь в голове Зетбсра, который изобрел се в конце 30-х годов), два вида гульденов и но крайней мере три вида талеров, из которых один составлял «новые две трети». В естествознании господствовали метрические, на мировом рынке — английские моры и вес. При таких условиях пользование английскими единицами измерения было совершенно естественным в книге, которая вынуждена была брать свои фактические данные почти исключительно из области английских промышленных отношений. Эти последние соображения сохраняют свою силу и до настоящего времени, тем более, что соответствующие отношения на мировом рынке почти не изменились и как раз в наиболее важных отраслях промышленности — железнодорожной и хлопчатобумажной — и поныне почти исключительно господствуют английские меры и вес.

В заключение несколько слов о применявшемся Марксом методе цитирования, который был не вполне понят. Когда дело вдет о чисто фактическом изложении или описании, цитаты, иапр. из английских Синих книг, являются, само собой разумеется, простой ссылкой на документы. Иначе обстоит дело, когда цитируются теоретические взгляды других экономистов. Здесь цитата должна лишь установить, где, когда и кем была впервые ясно высказана та или другая мысль, составляющая определенную ступень в развитии экономических учений. При этом имеется в виду указать лишь одно: что данный взгляд экономиста имеет значение для истории науки, что он представляет более или менее адекватное теоретическое выражение экономических условий своего времени. Но совершенно в стороне остается вопрос, имеет ли данный взгляд какое-либо абсолютное или относительное значение с точки зрения самого автора или же представляет для пего лишь исторический интерес. Таким образом, эти цитаты образуют лишь непрерывный, заимствованный из истории экономической науки комментарий к тексту и устанавливают даты и авторов отдельных, наиболее важных успехов экономической теории. И такая работа была особенно нужна в пауке, историки которой отличались до сих пор лишь тенденциозным невежеством карьеристов. Это объясняет также, почему Маркс, как он и указывает в предисловии ко второму изданию, лишь очень редко цитирует немецких экономистов.

Я надеюсь, что второй том удастся выпустить в свет в 1884 г.

Фридрих Энгельс.

Лондон, 7 ноября 1883 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ К АНГЛИЙСКОМУ ИЗДАНИЮ.

Нет надобности оправдывать издание английского перевода «Капитала» или доказывать его необходимость. Скорее наоборот, следовало бы ждать объяснений, почему это издание откладывалось до сих пор, несмотря па то, что развиваемые в этой книге теории уже несколько лет служат для периодической печати и для текущей литературы и Англии и Америки постоянным предметом обсуждения, нападок, защиты, толкований и искажений.

Когда вскоре после смерти автора «Капитала» в 1883 г. стала очевидной необходимость английского издания этой работы, мистер Сэмюель Мур — старый друг Маркса и автора настоящих строк, человек, знакомый с предметом данной книги, быть может, больше, чем кто бы то ни было другой, — согласился взять на себя ее перевод, который стремились опубликовать литературные душеприказчики Маркса. Со своей стороны, я должен был сравнить рукопись с оригиналом и внести изменения, которые найду необходимыми. Однако оказалось, что профессиональные занятия мистера Мура мешают ему закончить перевод так быстро, как все мы того желали. Поэтому мы охотно приняли предложение д-ра Эвелинга взять часть работы на себя. Одновременно миссис Эве- лннг, младшая дочь Маркса, предложила сверить цитаты и восстановить оригинальный текст многочисленных отрывков, взятых Марксом из английских авторов и Синих книг, отрывков, которые Маркс дал в немецком переводе. Эта работа была ею проделана полностью, за немногими неизбежными исключениями.

Следующие части книги переведены доктором Эвелингом: 1) Глава X (Рабочий день) и XI (Норма и масса прибавочной стоимости); 2) Отдел VI (Заработная плата, главы XIX—XXII); 3) от 4-го параграфа XXIV главы (Обстоятельства, определяющие размеры накопления и т. д.) до конца книги, включая сюда последнюю часть главы XXIV, главу XXV и весь VIII отдел (главы XXVI— XXXIII); 4) оба предисловия автора *. Вся остальная часть книги переведена мистером Муром. Таким образом, каждый из переводчиков отвечает только за свою часть работы, общую же ответственность за всю работу в целом несу я.

Положенное в основу всей нашей работы третье немецкое издание было подготовлено мною в 1883 г. При подготовке его я использовал оставленные автором заметки, в которых автор указывал, какие части текста второго издания должны быть заменены отрывками из изданного в 1873 г. французского текста* 1. Внесенные, таким образом, в текст второго издания изменения в общем совпадают с теми изменениями, которые были намечены самим Марксом в ряде его собственноручных указаний к английскому переводу, намечавшемуся денять лет тому назад в Америке, но не выполненному главпым образом вследствие отсутствия вполне подходящего переводчика. Рукопись, содержащая эти указания, была предоставлена в наше распоряжение нашим старым другом Ф. А. Зорге из Хобокена, штат Ныо-Джерси. В ней намечено несколько добавочных вставок из французского издания; так как, однако, рукопись эта была написана за несколько лет до тех указаний, которые Маркс сделал для третьего немецкого издания, я считал себя вправе прибегать к ней только в отдельных случаях и главным образом тогда, когда она помогала нам преодолевать известные затруднения. В большинстве трудных мест французский текст тоже служил для нас указанием того, чем готов был пожертвовать сам автор, когда при переводе что-нибудь из полного значения оригинального текста должно было быть принесено в жертву.

Есть, однако, одно затруднение, от которого мы не могли избавить читателя. Это — употребление некоторых терминов в смысле, отличном от того, который они имеют не только в обиходе, но и в обычной политической экономии. Но это неизбежно. В науке каждая новая точка зрения влечет за собою революцию в ее технических терминах. Лучше всего это видно на примере химии, вся терминология которой коренным образом меняется приблизительно каждые двадцать лет, так что едва ли можно найти хотя бы одно органическое соединение, которое не прошло бы через ряд различных названий. Политическая экономия обычно брала термины коммерческой и промышленной жизни в том виде, как их находила, и оперировала ими, совсем не замечая, что тем самым она ограничивает себя узким кругом понятий, выражаемых этими терминами. Например, классическая политическая экономия определенно знала, что прибыль и рента являются лишь подразделениями, лишь долями той неоплаченной части продукта, которую рабочий должен отдавать своему предпринимателю (ибо предприниматель лишь первый присваивает ее, но не является ее последним исключительным хозяином). Однако даже классическая политическая экономия не выходила за пределы общепринятых взглядов на прибыль и ренту, никогда не исследовала этой части продукта (которую Маркс называл прибавочным продуктом) в ее совокупности, как целое. Поэтому она никогда не доходила до ясного понимания ее происхождения, ее природы и законов, регулирующих последующее распределение ее стоимости. Точно так же все производство, за исключением сельского хозяйства и ремесла, охватывается без разбора термином мануфактура. Тем самым стирается различие между двумя крупными и существенно различными периодами экономической истории: периодом собственно мануфактуры, основанной на разделении ручного труда, п периодом современной промышленности, основанной на применении машин. Поэтому очевидно само собою, что теория, рассматривающая современное капиталистическое производство лишь как преходящую стадию экономической истории человечества, должна употреблять термины, отличные от обычной терминологии авторов, рассматривающих эту форму производства как вечную и окончательную.

* Нумерация глав английского издания I тома «Капитала», как и французского издания, но совпадает с нумерацией глав немецких изданий. Ред.

• 1 «Le Capital», par Karl Marx. Traduction de M. J. Roy, entièrcment re- visée par Hauteur. Paris, Lachâtrc. <)тот перевод, в особенности в последней части книги, содержит по сравнению со вторым немецким изданием значительные изменения и добавления.

Будет не лишним сказать несколько слов относительно применяемого автором метода цитирования. В большинстве случаев цитаты служат для него, как то и принято, документальными доказательствами, подкрепляющими утверждения, сделанные в тексте. Однако во многих случаях отрывки из сочинений экономистов цитируются для того, чтобы показать когда, где и кем было впервые ясно высказано определенное положение. Это делается в тех случаях, когда цитируемое положение важно как более или менее адэкватное выражение условий общественного производства и обмена, господствовавших в то или иное время. При этом цитата приводится совершенно независимо от того, совпадает ли высказываемое положение с собственным мнением Маркса или, другими словами, имеет ли оно общее значение. Эти цитаты, таким образом, дополняют текст попутным комментарием, взятым из истории науки.

Наш перевод охватывает лишь первую книгу этой работы. Но эта первая книга в значительной мере является законченным целым и в течение двадцати лет занимала место самостоятельного произведения. Изданная мною в Германии в 1885 г. вторая книга является безусловно неполной без третьей книги, которая может быть опубликована не раньше конца 1887 г. Когда выйдет из печати немецкий оригинал третьей книги, тогда своевременно будет подумать о подготовке английского издания обеих книг.

На континенте «Капитал» часто называют «библией рабочего класса». Никто из тех, кто знаком с рабочим движением, не станет отрицать, что выводы, сделанные в «Капитале», с каждым днем все больше и больше становятся основными принципами великого движения рабочего класса не только в Германии и Швейцарии, но и во Франции, Голландии, Бельгии, Америке и даже в Италии и Испании; что рабочий класс повсюду признает эти выводы наиболее точным выражением своего положения и своих чаяний. Да и в Англии как раз сейчас теории Маркса пользуются огромным влиянием на социалистическое движение, которое не меньше распространяется среди «образованных» людей, чем в рядах рабочего класса.

Но это еще нс все. Быстро приближается то время, когда основательное исследование экономического положения Англии окажется настоятельной национальной необходимостью. Движение промышленной системы этой страны,, которое невозможно без быстрого расширения производства, а значит и без расширения рынков, приближается к мертвой точке. Свобода торговли исчерпала свои ресурсы; даже Манчестер сомневается в этом своем евангелии1. Быстро развивающаяся промышленность других стран повсюду становится на пути английского производства, и это не только на рынках, защищаемых покровительственными пошлинами, но и на свободных рынках и даже по сю сторону Ла-Манша. Гели производительные силы растут в геометрической прогрессии, то рынки расширяются в лучшем случае — в арифметической. Постоянно повторявшиеся с 1825 по 1867 г. десятилетние циклы застоя, процветания, перепроизводства и кризиса, кажется, действительно прекратились, но лишь затем, чтобы повергнуть нас в трясину крайней безнадежности — перманентной и хронической депрессии. Столь страстно ожидаемый период процветания не хочет наступать. Как только мы начинаем замечать симптомы, как будто свидетельствующие о его приближении, симптомы эти тотчас же опять исчезают. Каждая наступающая зима вновь ставит перед нами во всю величину вопрос: «Что делать с безработными?» И несмотря на то, что число безработных с каждым годом растет, никто не может на этот вопрос ответить, и мы почти можем вычислить тот момент, когда безработные, потеряв терпение, возьмут свою судьбу в собственные руки. Несомненно, что в такой момент должен быть услышан голос человека, теория которого представляет собою результат длившегося всю его жизнь изучения экономической истории и положения Англии, голос человека, которого это изучение привело к выводу, что, по крайней мере, в Европе Англия является единственной страной, где есть возможность произвести неизбежную социальную революцию всецело мирными и легальными средствами. Конечно, при этом он никогда не забывал прибавить, что вряд ли можно ожидать, чтобы господствующие классы Англии подчинились этой мирной и легальной революции без «бунта в защиту рабства».

5 ноября 1886 г.

Фридрих Энгельс

*1 На состоявшемся сегодня вечером очередном квартальном собрании Манчестерской торговой палаты разгорелась горячая дискуссия по вопросу о свободе торговли. Была предложена следующая резолюция: «В результате длившихся 40 лет тщетных ожиданий, что другие нации последуют в вопросе

0 свободе торговли примеру Англии, палата считает, что наступило время пересмотреть свою позицию». Резолюция была отвергнута большинством только одного голоса: 21 голос — за и 22 голоса — против. «Evening Standard» —

• 1 ноября 1886 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ.

Для четвертого издания я считал необходимым установить по возможности окончательную редакцию как самого текста, так и примечаний. Я укажу в кратких словах, как я выполнил эту задачу.

Сравнив еще раз французское издание и рукописные пометки Маркса, я взял из него несколько новых добавлений к немецкому тексту. Они находятся на стр. 80 (стр. 88 третьего изд.) [стр. 122— 123 настоящего тома], стр. 458—460 (стр. 509—510 третьего изд.) [стр. 497—500 настоящего тома], стр. 547—551 (стр. 600 третьего изд.) [стр. 587—593 настоящего тома], стр. 591—593 (стр. 644 третьего изд.) [стр. 631—635 настоящего тома] и па стр. 596 (стр. 648 третьего изд.) [стр. 637 настоящего тома], в примечании 79. Кроме того, по примеру французского и английского изданий, я внес в текст (стр. 461—467 четвертого изд.) [стр. 500— 506 настоящего тома] длинное примечание относительно горнорабочих (стр. 509—515 третьего изд.). Остальные мелкие поправки носят чисто технический характер.

Кроме того я внес несколько добавочных пояснительных примечаний, и именно там, где этого, как мне казалось, требовали изменившиеся исторические условия. Все эти добавочные примечания внесены в квадратные скобки и подписаны моими инициалами*.

Полная проверка многочисленных цитат оказалась необходимой для вышедшего за это время английского издания. Младшая дочь Маркса, Элеонора, взяла на себя труд отыскать все цитированные места в оригиналах, чтобы английские цитаты, которые составляют подавляющее большинство, появились не в виде обратного перевода с немецкого, а в подлинном английском тексте. Я должен был, таким образом, в четвертом издании принять во внимание этот восстановленный текст. Кое-где при этом оказались маленькие неточности: ошибочные ссылки на страницы, объясняемые частью описками при копировании из тетрадей, частью опечатками, накопившимися в течение трех изданий; неправильно поставленные кавычки или знаки пропуска — погрешность, совершенно неизбежная при массовом цитировании из тетрадей с выписками; в некоторых случаях при переводе цитаты выбрано не совсем удачное слово. Некоторые места цитированы из старых тетрадей, составленных в Париже в 1843—1845 гг., когда Маркс еще не знал английского языка и читал английских экономистов во французском переводе; там, где вследствие двойного перевода смысл цитаты приобрел несколько иной оттенок, — напр. цитаты из Стюарта, Юра и т. д., •— я воспользовался английским текстом.

* В настоящем издании квадратные скобки заменены витыми. Ред.

Таковы же и другие мелкие неточности и погрешности. Сравнив четвертое издание с предыдущим, читатель убедится, что весь этот кропотливый процесс проверки не внес в книгу ни малейшего заслуживающего упоминания изменения. Только одной цитаты не удалось найти вовсе, а именно из Ричарда Джонса (стр. 562 четвертого издания [стр. 604 настоящего тома], примечание 47); Маркс, по всей вероятности, ошибся в заглавии книги*. Доказательная сила всех остальных цитат сохранилась вполне или даже усилилась в их теперешнем более точном виде.

Но здесь я вынужден вернуться к одной старой истории.

Мне лично известен лишь один случай, когда была подвергнута сомнению правильность приведенной Марксом цитаты. Но так как историю с этой цитатой выдвигали и после смерти Маркса, я не могу обойти ее молчанием.

В берлинской «Concordia», органе союза немецких фабрикантов, появилась 7 марта 1872 г. анонимная статья под заглавием: «Как цитирует Карл Маркс». Автор этой статьи, излив необычайно обильный запас морального негодования и непарламентских выражений, заявляет, будто Маркс исказил цитату из бюджетной речи Гладстона, произнесенной 16 апреля 1863 г. (цитата помещена в Учредительном манифесте Международного товарищества рабочих в 1864 г. и повторена в «Капитале», т. I, стр. 617 четвертого изд., стр. 671 третьего изд. [стр. 657 настоящего тома]). В стенографическом (квази-официальном) отчете «Hansard», говорит автор упомянутой статьи, нет и намека на цитируемую Марксом фразу: «это ошеломляющее увеличение богатства и мощи... всецело ограничивается имущими классами». «Но этой фразы нет нигде в речи Гладстона^ В ней сказано как раз обратное (и далее жирным шрифтом): Маркс формально и по существу присочинил эту фразу».

* Маркс не ошибся в заглавии кпиги, но неточно указал страницу: вместо 37 он указал 36 (см. стр. 604 настоящего тома]. Ред.

Маркс, которому этот номер «Concordia» был прислан в мае, ответил анониму в «Volksstaat», в номере от 1 июня. Так как он не мог припомнить, из какого газетного отчета он взял свою цитату, он ограничился тем, что привел совершенно аналогичные цитаты из двух английских изданий и затем цитировал отчет «Times», согласно которому Гладстон сказал: «Таково состояние нашей страны с точки зрения богатства. Я должен признаться, что я почти с тревогой и скорбью взирал бы на это ошеломляющее увеличение богатства и могущества, если бы был уверен, что оно ограничивается лишь имущими классами. Между тем данные факты не дают нам никаких сведений относительно положения рабочего населения. Увеличение богатства, которое я только что описал, основываясь на данных, на мой взгляд совершенно точных, всецело ограничивается имущими классами».

Итак, Гладстон говорит здесь, что ему было бы очень жаль, если бы это так было, но в действительности это именно так: это ошеломляющее увеличение мощи и богатства всецело ограничивается имущими классами; что же касается квази-официального «Hansard», то Маркс говорит далее: «Господин Гладстон был столь благоразумным, что выбросил из этой состряпанной задним числом редакции своей речи местечко, несомненно компрометирующее его как канцлера казначейства; это, впрочем, обычная в Англии парламентская традиция, а вовсе не изобретение крошки Ласкера, направленное против Бебеля».

Но аноним раздражается все сильнее и сильнее В своем ответе («Concordia», 4 июля) он отводит все источники из вторых рук, целомудренно настаивает на «обычае» цитировать парламентские речи лишь по стенографическим отчетам; по, уверяет он дальше, отчет «Times» (в котором имеется «присочиненная» фраза) и отчет «Hansard» (где этой фразы нет) «по содержанию вполне согласуются между собой», отчет «Times» также заключает в себе заявление, «прямо противоположное пресловутому месту из Учредительного манифеста», причем этот господин старательно замалчивает тот факт, что рядом с этим будто бы «прямо противоположным» заявлением стоит как раз «пресловутое место». Несмотря на все это, аноним чувствует, что он попался и что только новая уловка может его спасти. Свою статью, которая, как только что было доказано, вся пропитана «наглой ложью», он начинает самой отборной руганью вроде* «mala fides», «бесчестность», «лживые ссылки», «эта лживая цитата», «наглая ложь», «совершенно сфальсифицированная цитата», «эта фальсификация», «просто бесстыдно» и т. д. Но в то же время он старается незаметным образом перебросить спорный вопрос в новую плоскость и обещает показать в другой статье, «какое значение придаем мы (т. е. «нелживый» аноним) содержанию слов Гладстона». Как будто бы его совершенно безразличное для всех мнение имеет какое-нибудь отношение к делу! Эта другая статья появилась в «Concordia» 11 июля.

Маркс еще раз ответил в «Volksstaat» от 7 августа, процитировав соответственное место из «Morning Star» и «Morning Advertiser» от 17 апреля 1863 г. Согласно обоим этим источникам, Гладстон сказал, что он смотрел бы с тревогой и т. д. на ошеломляющее увеличение богатства и мощи, если бы думал, что оно ограничивается только состоятельными классами (classes in easy circumstances), но что увеличение это действительно касается только классов, владеющих собственностью (entirely confined to classes possessed cf property); таким образом, и в этих отчетах буквально повторяется фраза, будто бы «присочиненная» Марксом. Далее Маркс путем сравнения текстов «Times» и «Hansard» устанавливает еще раз, что фраза, подлинность которой с полной очевидностью доказывается буквальным совпадением в данном пункте отчетов трех вышедших на следующее утро не зависимых друг от друга газет, — что эта фраза отсутствует в отчете «Hansard», просмотренном оратором согласно известному «обычаю», что Гладстон, употребляя выражение Маркса, «выкрал ее задним числом»; наконец, Маркс заявляет, что у него нет времени для дальнейшей полемики с анонимом. Но последний был, повидимому, по горло сыт и тем, что он уже получил, по крайней мере больше Марксу не присылали номеров «Concordia».

Инцидент казался окончательно исчерпанным и забытым. Правда, с тех пор раз или два от людей, имевших связи с Кэм- бриджским университетом, до нас доходили таинственные слухи о чудовищном литературном прегрешении, якобы совершенном Марксом в «Капитале»; однако, несмотря на всю тщательность изысканий в этом направлении, не удавалось установить решительно ничего определенного. Но вот 29 ноября 1883 г., через 8 месяцев после смерти Маркса, в «Times» появляется письмо, датированное Trinity College, Cambridge, и подписанное Седли Тэйлором, в котором этот человечек, работающий в скромнейшем кооперативе, совершенно неожиданно доставил нам, наконец, разъяснение не только относительно сплетен Кембриджа, но и относительно лица, скрывающегося за анонимом из «Concordia».

«Представляется особенно поразительным, — пишет человечек из Тринити колледж, — что профессору Брентано (тогда занимавшему кафедру в Бреславле, а теперь в Страсбурге) удалось... разоблачить ту mala fides, которая несомненно продиктовала цитату из речи Гладстона в (Учредительном) манифесте Интернационала. Г-н Карл Маркс... пытавшийся защищать цитату, был быстро повергнут в прах мастерскими ударами Брентано э по уже в предсмертных корчах (deadly shifts) имел смелость утверждать, что г. Гладстон состряпал отчет для «Hansard» после того, как его речь в подлинном виде появилась в «Times» от 17 апреля 1863 г., и что он выкинул одно место, компрометирующее его как английского канцлера казначейства. Когда Брентано доказал путем подробного сличения текстов, что отчеты «Times» и «Hansard» совпадают, абсолютно исключая тот смысл, который был придан словам Гладстона ловко выхваченными отдельными цитатами, тогда Маркс отказался от дальнейшей полемики под предлогом недостатка времени!»

Так вот где зарыта собака! И какой великолепный вид приняла в производственно-кооперативной фантазии Кембриджа анонимная кампания г. Брентано в «Concordia». Вот так стоял он, этот Георгий Победоносец союза немецких фабрикантов, так взмахивал шпагой, нанося «мастерские удары», а у ног его, «быстро поверженный во прах», извивался «в предсмертных корчах» адский дракон Маркс!

И, тем не менее, все это описание битвы в стиле Ариосто служит лишь для того, чтобы замаскировать уловки нашего Георгия Победоносца. Здесь уже нет речи о «присочиненной лжи», о «фальсификации», но говорится лишь о «ловком выдергивании цитат» (craftily isolated quotation). Весь вопрос переносится в совершенно иную плоскость, и Георгий Победоносец со своим кэм- бриджским оруженосцем очень хорошо понимают, почему это делается.

Элеопора Маркс ответила Тэйлору в ежемесячнике «To-Day» (февраль 1884 г.), так как «Times» отказался принять ее статью. Она прежде всего точно восстановила содержание полемики: «Присочинил» Маркс инкриминируемую фразу или нет? — вот о чем шел •спор. Г-н Седли Тэйлор ответил на это, что, по его мнению, в споре между Марксом и Брентано «вопрос о том, имеется или нет эта фраза в речи Гладстона, играл совершенно второстепенную роль» но сравнению с вопросом, «сделана ли цитата с намерением передать смысл слов Гладстона или исказить его». Он соглашается далее, что отчет «Times» «действительно заключает в себе словесное противоречие», по остальное содержание речи, будучи истолковано правильно, т. е. в либерально-гладстоповском смысле, показывает, что Гладстон хотел сказать («To-Day», март 1884 г.). Самое комичное здесь то, что наш человечек из Кембриджа упорно цитирует речь не по «Hansard», что, согласно анонимному Брентано, является обычаем, а по «Times», отчет которого, согласно тому же Брентано, «по необходимости небрежен». Да и как же иначе? Ведь фатальной фразы нет у «Hansard»!

Элеоноре Маркс не стоило большого труда уничтожить эту аргументацию на страницах того же самого номера «To-Day>>. Одно из двух. Или г. Тэйлор читал полемику 1872 г., тогда' он теперь «лжет», причем ложь его заключается не только в «присо- чинении» того, чего не было, но и в «отрицании» того, что было. Или он вовсе не читал этой полемики, тогда он не имел права раскрывать рта. Как бы то ни было, он уже не осмелился поддерживать обвинения своего друга Брентано, что Маркс «присочинил» цитату. Наоборот, Маркс обвиняется теперь уже не в том, что он «присочинил», а в том, что он выкинул одну важную фразу.- Но в действительности эта фраза цитирована на стр. 5 Учредительного манифеста несколькими строками раньше той, которая будто бы «присочинена». Что же касается «противоречия», заключающегося в бюджетной речи Гладстона, то кто же иной, как не Маркс, говорит (стр. 618 «Капитала», прим. 105, стр. 672 третьего изд. [стр. 658 настоящего тома]) о многочисленных «вопиющих противоречиях в бюджетных речах Гладстона 1863 и 1864 гг.»! Он только не пытается а 1а Седли Тэйлор растворять эти противоречия в либеральном прекраснодушии. Заключительное резюме ответа Э. Маркс гласит: «В действительности Маркс не опустил ничего заслуживающего упоминания и решительно ничего не «присочинил». Но он восстановил и спас от забвения одну фразу глад- стоновской речи, которая несомненно была сказана, но каким-то образом сумела улетучиться из отчета «Hansard»».

После этого угомонился и г. Седли Тэйлор. Результатом всего этого профессорского похода, растянувшегося на два десятилетия и захватившего две великие страны, было то, что никто уже более не осмеливался затронуть литературную добросовестность Маркса. Надо думать, что на будущее время г. Седли Тэйлор станет относиться с таким же недоверием к литературным отчетам г. Брентано о своих победах, как г. Брентано — к папской непогрешимости «Hansard».

Ф. Энгельс.

Лондон, 25 июня 1890 г. *

КНИГА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ: ТОВАР.

1. ДВА ФАКТОРА ТОВАРА: ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ СТОИМОСТЬ И СТОИМОСТЬ (СУБСТАНЦИЯ СТОИМОСТИ, ВЕЛИЧИНА СТОИМОСТИ).

Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, является «огромным скоплением товаров»1, а отдельный товар — его элементарной формой. Наше исследование начинается поэтому анализом товара.

Товар есть прежде всего внешний предмет, вещь, которая, благодаря своим свойствам, удовлетворяет какие-либо человеческие потребности. Природа этих потребностей, — порождаются ли, напр., последние желудком или фантазией, — ничего не изменяет в деле 2. Дело также не в том, как именно удовлетворяет данная вещь человеческую потребность: непосредственно ли, как жизненное средство, т. е. как предмет потребления, или окольным путем, как средство производства.

Каждую полезную вещь, как, напр., железо, бумагу и т. д., можно рассматривать с двух точек зрения: со стороны качества и со стороны количества. Каждая такая вещь есть совокупность многих свойств и поэтому может быть полезна различными своими сторонами. Открыть эти различные стороны, а следовательно, и многообразные способы употребления вещей, есть дело исторического развития3. То же самое следует сказать об отыскании общественных мер для количественной стороны полезных вещей. Различия товарных мер отчасти определяются различною природою самих измеряемых предметов, отчасти же являются условными.

1 Karl Marx: «Zur Kritik der Politischen Oekonomic». Berlin 1859, стр. 3 [/Г. Маркс: «К критике политической экономии». Соч. К. Маркса и Ф. Энгельса, т XII, ч. I, стр. 13]. 2 «Желание предполагает потребность, это аппетит духа, и он^присущ ему столь же естественно, как голод телу. . большая часть (вещей) имеет стоимость потому, что удовлетворяет потребностям духа». Nicholas Ваг- Ъоп: «А Discourse concerning Coining the New Money lighter. In Answer to Mr. Locke’s Considerations etc.». London 1696, стр. 2, 3.